Восьмая нота Джокера
Шрифт:
– Шут не может быть вместе с королевой.
– Не уходи, - тяну к нему руку, но он словно всё больше скрывается за туманной завесой, постепенно совсем пропадая из вида.
Я бегу за ним, пытаясь догнать, путаюсь в длинном белом платье, и резко натыкаюсь на выросшую на пути стену. Почему-то в нос ударяет запах проклятых орхидей, даже здесь преследуя меня, а стоит только обернуться, я оказываюсь в саду, полным этих цветов, и вокруг построена клетка.
Глаза сами собой открываются, натыкаясь на медбрата, который
– Спасибо, - зачем-то говорю ему.
– Спи, - успокаивает он.
– Всё хорошо.
Мой взгляд пытается сфокусироваться на нём, и тогда я замечаю стоящую на тумбочке орхидею, но уже слишком поздно – снотворное вновь отправляет меня куда-то далеко, не давая и шанса хотя бы осмыслить…
В следующий раз я просыпаюсь в гораздо более худшем состоянии, чем прежде.
В висках пульсирует, мышцы расслаблены, а по подбородку, похоже, стекает слюна, которую тут же кто-то заботливо стирает, но я боюсь встретиться с ним взглядами, поэтому смотрю на его руки.
Узнаю шрам, что я оставила, и родинку на ладони. Говорят, такие есть у удачливых людей или магов, а ещё хороших обманщиков – что ж, видно, это всё правда…
Мои собственные руки привязан к кровати, и едва я нахожу в себе смелость и силы поднять голову, лицом к лицу встречаюсь с монстром, которого в тайне надеялась никогда больше не встретить.
– Здравствуй, Мишель, - улыбается он, поправляя моё одеяло.
– Теперь я позабочусь о тебе.
Глава 42
Ян
«Я в порядке, так что не влезайте в это. Спасибо, что с вами всё хорошо».
И больше ни слова.
Трое суток тишины, а я словно зомби. Филатов, едва узнал, что случилось, тут же примчался, даже скупо поблагодарил меня перед доктором за спасение падчерицы, а потом к Мише вообще нельзя было подступиться.
Самойлова вместе с рыжей пытались пробиться, Макс отчаянно подкупал дежуривших врачей, но всё было бесполезно. Этот урод даже собирался перевести её в другую больницу, только ему не дали – сказали, пациентку нельзя беспокоить.
И я не знаю, сколько бы ещё так выдержал в неведении, но какие-то силы явно существовали, потому что кто-то точно услышал все мои молитвы и даже угрозы. Эта женщина, Эльвира Леонидовна, согласилась передать мою записку, а когда вышла из палаты, я с трудом заставил себя не бежать следом в припрыжку.
– Она правда в порядке?
– Пришла в себя, так что можешь отдохнуть – никуда не денется, пока не станет лучше, - успокаивает, но я даже глаз сомкнуть не смогу, пока сам не увижу.
– Я пойду, пока он не понял.
– Спасибо…
Возвращаюсь к Максу и девчонкам, которые наверняка больше
– У тебя вообще есть какой-то план?
– спрашивает Ника.
Они все на нервах, как и я, но их хотя бы не надо удерживать от того, чтобы просто ворваться в палату. А вот я за себя не отвечаю, и с каждой проведённой в этих стенах минутой всё больше ощущаю, как они душат. Давят, напоминая, как это место отбирает моих родных людей по одному.
– Без понятия.
Отец пытался увести меня силой, но я чуть скандал не устроил на всю больницу. Вместо этого отправил его прямиком к Славке, который оказался в настоящей жопе – ни отнять, ни прибавить, – и меня до сих пор разрывает на части от того, что я не могу быть в двух местах одновременно. Я просто знаю, что если отлучусь, что-то случится.
– Сто процентов, он её не отпустит, - подаёт голос Тая.
– В смысле, вы видели маму Миши? Она ведь должна была сразу прийти, так почему её нет? Что этот козёл с ней сделал?
Вопрос здравый, но я сейчас вообще думать ни о чём не могу. Мне нужно к ней. Увидеть, убедиться, что мой маленький монстр и правда жив, но знать, что нас разделяет долбаный поворот коридора и дверь в этой ситуации ещё паршивее.
– Идите домой. Хватит тут рассиживаться, будто вы ей родственники, - слышится над головой, и когда поднимаю глаза, вижу рожу Филатова.
Стоит, смотрит своими бешеными глазами, словно мы все ему должны.
– Что? Любезность кончилась?
– не выдерживаю, подскакивая, и Макс не успевает меня удержать на месте.
– Недолго же продержались.
Оказываемся лицом к лицу.
– Я тебя предупреждал, щенок. Могу выпнуть тебя отсюда в два счёта.
– Да, жаль только не выйдет.
Я почти готов ему вломить и с радостью смотреть, как кулаки окрасятся в цвет его крови. Хочу понять, действительно ли она у него вообще есть или там одна только чернота, но тут врач, наблюдающий Мишу, вдруг вопит на весь коридор, выйдя из её палаты:
– Куда делась пациентка?
Я первым подрываюсь понять, что случилось, и когда сам захожу, отталкивая мужика с пути, вижу пустую постель и сраную орхидею, портящую воздух. Что произошло, понимаю сразу.
– Это из-за тебя, урод!
– всё же не выдерживаю и со всей дури бью в челюсть старика, а потом, не давая ему в себя прийти, бью снова и снова, пока меня не хватают и не оттаскивают от него люди отца.
Он только смеётся, как Абрамов – таким же упоротым выглядит.
– Как приятно видеть тебя таким, - ещё умудряется ляпнуть, мразь, пока меня тащат всё дальше.
– Радует, что ты никогда её не найдёшь.
И я запоминаю эти слова.
Они отпечатываются в памяти, чтобы потом, когда мы снова встретимся, я заставил его за них ответить.