Восьмая нота Джокера
Шрифт:
Кто-то идёт прямо сюда, насвистывая. Я слышу, как он перезаряжает оружие – можно было бы решить, что это просто кино, идущее фоном, но это происходит в реальности. В реальности кто-то застывает перед дверью, издевательски-медлительно её открывая и входя.
– Так-так… - Илья появляется на пороге, натыкаясь на меня, и я не могу пошевелиться, когда он расплывается в улыбке.
– А я тебя везде ищу!
Замираю, замечая в его руках пистолет. Обычный такой, небольшого размера – я у крёстного видела подобный, но он не разрешал брать
– Илья…
– Иди сюда, сучка, - говорит мне, тыкая дулом, а сам улыбается.
– И подружку свою прихвати, чтобы нам веселее было.
Направляет оружие, пока Лика, вся трясясь, мигом выбирается наружу.
– Шагай давай. И вещи свои оставьте.
Девчонка тут же оказывается рядом, хватая меня под руку, и я этого почти не замечаю, отправляя рюкзак на пол.
– Чего ты хочешь?
– Заткнись, - в его взгляде нет ничего хорошего.
– А теперь на выход обе, если не хотите здесь сдохнуть.
Стреляет в потолок, заставляя нас поторопиться, и мы выскакиваем в коридор, где неподвижно лежит тело. Это одна из старых учительниц, и ей точно уже не помочь – остекленевший взгляд смотрит в потолок, на груди – расплывшееся пятно, и к моему горлу подкатывает желчь.
– Господи… - вырывается вдох, и слёзы собираются в глазах.
– Зачем?
– Потому что они все мне мешали.
– Абрамов со злостью пинает тело женщины, и я ловлю себя на ужасной мысли о том, что ей повезло сейчас этого не видеть и не чувствовать.
Мыслей вообще до обидного мало. Я думаю только о том, что если для меня сегодня всё закончится, я даже с мамой поговорить не успею, а на последнее сообщения Яна я даже ничего не ответила, но Илья понимает мою отрешённость по-своему.
– Думаешь, он придёт? Я их всех запер, так что не надейтесь… но знаете, мне даже интересно посмотреть, кто из вас ему дороже.
– Илья, пожалуйста, хватит.
С людьми, чей разум одурманен, вообще почти нет смысла разговаривать, но главное их не злить, поэтому я пытаюсь отыскать в себе спокойствие, которое трещит по швам.
– Хватит? Но мы только начали, Миша, - подходит и ведёт пистолетом вниз от моей шеи к груди, заставляя тяжело сглатывать.
– Я же должен столько тебе рассказать о Царёве. И ты выслушаешь. Выслушаешь меня. Поняла?
– вдруг кричит.
– Хорошо, - киваю.
– Я всё выслушаю.
Смотрит, и внутри всё сжимается от ужаса. Он может нажать на курок в любой момент, просто потому что ему вдруг покажется покажется, что на него не так глянули или ещё что-то в голову взбредёт. Почему я правда не прогуляла?
– Вот скажи, чем я хуже, а? Он просто сын такого же ничтожества, как он сам – ни породы, ни хрена… Что вы все в нём находите? Почему не я?
– Я не могу заставить себя любить кого-то, -
А потом его пробивает на смех.
– Любить, блять, - хохочет аж до слёз, вытирая уголки глаз.
– А ты вообще знаешь, кого любишь-то, дура? Спроси у нашей малышки Лики.
На ту вообще смотреть страшно. Потолок и то не такой белый, как её лицо, но я наверняка не лучше.
– О чём спросить?
– Об игре, которую мы с Янчиком устраиваем каждый год. Покажи ей, Лика. Покажи, твою мать!
По какой-то причине его слова доходят сразу. Наверное, адреналин заставляет мозг работать на полную, но верить ничему не хочу – это ведь просто слова, так? Что могут значить слова обкуренного психа?
Но вот Лика подходит ко мне с телефоном и трясущимися руками демонстрирует приложение с желающими делать ставки. Ключевая тема, где больше всего людей, называется «завалит ли Царёв новенькую?» Есть ещё темы, но они меня совсем не интересуют.
Голова кружится от резкой нехватки кислорода, ведь я даже не дышу какое-то время, глядя на экран.
– Все знали?
– Ты и твои подружки – нет, - качает головой, снова подойдя близко.
– Я бы, по крайне мере, обошёлся с тобой лучше, чем Царёв. Я бы не выкинул тебя, когда объявил бы о победе… Вы уже переспали?
Спотыкаюсь о его бешеный взгляд и ничего не могу ответить. Идиотизм, ведь в подобной ситуации не должна быть важной такая глупость… Подумаешь, поспорили на тебя. Какая ерунда в сравнении с твоей жизнью, висящей на волоске. Но в груди так больно, что эта боль вытесняет всё, разрастаясь и превращаясь в огромный ком.
– Ха, значит, он опять выиграл. Паскуда снова увёл у меня победу!
– впечатывает кулак прямо в стену и ничего не чувствует, хотя на руке почти сразу выступает кровь.
Мне бы тоже хотелось убить любые чувства сейчас, но это невозможно. Нельзя просто взять и разлюбить человека по щелчку пальцев, если он оказался предателем. И поверить в такое почти нереально вот так сразу, даже видя неопровержимые доказательства. Это так не работает.
– Раздевайся, - пистолет на моём подбородке, а глаза у Ильи воспалённые.
– Давай, хочу тоже понять, стоило ли оно того. Всё равно ты теперь ему не нужна.
Меня окатывает чужой мерзостью, как из ведра с помоями. Хочется вымыться от этого прикосновения.
– Я не хочу.
– Тогда я убью её, - стреляет, промахиваясь мимо Лики, и та просто оседает на пол, начиная плакать уже навзрыд.
– О, а может, вы сами друг друга разденете? Или поцелуетесь?
– раздумывает этот псих.
– Точно! Давай, малышка, - обращается к блондинке, и, подойдя к ней, поднимает за руку, как куклу, волоча ко мне, - разогрей свою подружку для меня.
Она только головой мотает из стороны в сторону, пока он удерживает её.