Восьмое Небо
Шрифт:
Было ли оно разумно? Корди этого не знала. Будь хоть тысячу раз ведьмой, чужая душа все равно останется тайной за семью печатями. А в том, что у харибды имеется душа, она не сомневалась с того мгновения, когда встретилась с ней взглядом. Это случилось само собой, когда между отродьем Марева и баркентиной оставалось меньше кабельтова. Харибда открыла глаза – бесформенные проломы в покрытой чешуей обшивке – и окатила Корди взглядом, от которого ведьма едва не лишилась сознания. Будь на ее месте Шму, точно рухнула бы без чувств. В этом взгляде была не просто ярость. Там было что-то клокочущее, обжигающее, испепеляющее заживо, смрадное, вязкое, совсем не похожее на мертвый безразличный взгляд акулы… Марево, породившее это противоестественное существо, наполнило его не разумом, лишь ненавистью и смертельным голодом.
И оно знало, как его утолить. Оно ринулось
«Воблу» спасло только то, что Дядюшка Крунч предусмотрительно не стал заглушать машину после того, как баркентина выбралась из шторма. Гребные колеса работали на малом ходу, но это дало баркентине необходимые секунды – те самые секунды, которые вынырнувший из Марева хищник потратил на набор высоты. Дядюшка Крунч, отчаянно громыхая, ринулся в машинный отсек и швырнул в топку столько ведьминского зелья, сколько там могло уместиться. Лязг колес усилился – по-старчески охая и жалуясь на жизнь «Вобла» стала набирать ход. Она делала это отчаянно медленно, пыхтя и отдуваясь, так, что Корди изо всех сил стиснула кулаки, глядя на то, как приближается пасть харибды. Казалось, им нипочем не успеть, слишком уж медленно изношенная машина баркентины накапливала необходимое давление, слишком много было утечек в паровых магистралях, слишком изношены механизмы гребных колес…
Крошка-корюшка пыталась сбежать
Крошка-корюшка начала отставать
Ну и глупышка! Рыбья башка!
Слишком слаба оказалась кишка!
Распахнутая пасть харибды, похожая на изъязвленный грот в громаде живого острова, была совсем близко, настолько, что видны были пульсирующие жилы, зажатые между частями тронутого гнилью рангоута, и глотка, похожая на лаз в непроглядно-темный трюм.
Их спасла Роза Ветров. Сколь ни сильна была ворвавшаяся в небесный океан харибда, даже ей приходилось подчиняться раз и навсегда установленным Розой законом. Для того, чтоб поднять каждый фунт массы на фут высоты, требуется приложить силу – силу, которой у харибды были все же не бесконечные запасы. Чтобы набрать высоту, многотонной громадине пришлось вступить в бой с гравитацией, которая была сильнее любого чудовища, порожденного Маревом. На спине харибды топорщились клочья парусов, торчащие наружу прямо сквозь шкуру, они трепетали от наполняющего их ветра, исполинские плавники отчаянно работали, но все равно не могли поднять тушу небесного хищника достаточно быстро. «Вобла», не разменивавшая свою небольшую скорость на набор высоты, оказалась в более выигрышном положении – расстояние, хоть и очень медленно, начало увеличиваться. Спустя несколько минут оно достигло двух с половиной кабельтовых [104]– то расстояние, на котором ужасные зубы харибды уже не были видны так отчетливо, а сама она смазалась в сумерках, превратившись в грузную, сродни тяжелой дождевой туче, тень. Только тогда впившаяся в штурвал Корди ощутила, что ее бьет мелкая дрожь – тело понемногу вспоминало, что оно еще живо.
104
2,5 кабельтовых – приблизительно 462 м.
Паровой двигатель в очередной раз доказал свое превосходство над парусами. Часом спустя, когда сумерки окончательно превратились в глуху непроглядную ночь, харибда, к тому моменту ставшая кляксой на горизонте, совершенно растаяла. Она все еще преследовала баркентину, Корди чувствовала это какими-то крошечными ведьминскими нервами, но безнадежно отставала. Поэтому когда на капитанский мостик заявилась Шму с приказом от Дядюшки Крунча сдать пост и отправляться в койку, Корди не стала спорить. Впрочем, не так-то просто спорить, когда даже язык с трудом тебе подчиняется.
С трудом волоча измочаленное тело, Корди выбралась на верхнюю палубу и набрала полную грудь свежего утреннего воздуха. Судя по клочковатым облакам и прохладному порывистому ветру, трепавшему висящие на мачтах остатки такелажа, она сразу поняла, что «Вобла» за ночь поднялась, но не очень высоко. «Тысяч пять, машинально прикинула она, растирая
Вместо этого она сразу отправилась на капитанский мостик, по пути завязывая распустившиеся за ночь хвосты. Мистер Хнумр, довольно урча, трусил рядом, время от времени останавливаясь, чтоб с деловитым видом обнюхать палубу. Сквозь трюмную решетку на нее озадаченно пялились невесть зачем забравшиеся туда карпы.
Стоящая за штурвалом Шму не выглядела ни пиратским капитаном, ни дерзким небоходом. Ассассин выглядела пленником, которого пытали всю ночь, а штурвал – чем-то сродни дыбе. Увидев ведьму, Шму вяло махнула рукой, точно умирающая рыба.
– Доброе утро, Шму, - Корди мягко потрепала ее по плечу, которое наощупь состояло из одних костей, - Выглядишь ты не очень. Перекуси. Это спаржа, которую я сделала из старых гвоздей. Хотела что-то получше, но… Наверно, слишком устала.
Хоть она и старалась говорить беззаботно, у улыбки отчетливо ощущался привкус винного уксуса. Короткая ночь не смогла стереть воспоминаний о страшной пасти, разверзшейся под «Воблой», пасти, полной гнилого дерева и зубов… Передав Шму спаржу, Корди оглянулась с нарочито беззаботным видом, и почти тотчас ощутила кислющую изжогу.
Харибда никуда не делась. Она висела на хвосте «Воблы» в трех или четырех кабельтовых, похожая с такого расстояния на мазок грязной краски на светло-голубом холсте. Но это была не туча и не остров – Корди различала ритмичные удары ее хвоста и острые грани тела в тех местах, где из-под чешуи пробивались части корабля. Что ж, стоило предположить, что эта рыбка не из тех, кто легко забывает про добычу…
– Где Дядюшка Крунч? – спросила Корди, чувствуя, как утренняя улыбка сама собой тает на губах, - Нет, не говори, сама знаю.
Бьющий из всех труб густой магический дым и так подсказал ей ответ. Корди нахмурилась, спускаясь с капитанского мостика. Показалось ей или вчера, в самом начале погони, дым был гуще?.. Оставив Мистера Хнумра лакомиться спаржой вместе со Шму, Корди поспешно бросилась к трапу. Дорогу к машинному отсеку она знала наизусть, но сегодня ей потребовалось куда больше времени, чем обычно – гудели непослушные ноги, и гул этот отдавался в потяжелевшей голове.
Машинный отсек грохотал так, что не дойдя до него добрых полсотни футов, Корди уже почувствовала тряску палубы. Здесь жило чудовище механическое, полная противоположность тому, что неслось вслед за «Воблой» с ощерившейся, полной зубов, пастью. Чудовище не очень разумное, но исполнительное и очень могучее, достаточно сильное для того, чтоб вращать два исполинских колеса на боках баркентины, без устали черпая и перемешивая воздух небесного океана. Корди немного побаивалась его, хоть виду и не подавала. Лишь Дядюшка Крунч и Тренч способны были находиться часами в его обществе, все остальные редко оказывались тут – даже в те минуты, когда механическое чудовище спало, оно распространяло вокруг себя резкие запахи смазки, керосина и металла, а воздух в отсеке стоял такой душный и тяжелый, что невольно хотелось закрыть рот ладонью. В другой раз Корди сюда и не сунулась бы, благо готовить ведьминское зелье куда проще было в ее лаборатории. Но сейчас… Опасливо втянув голову в плечи, она скользнула внутрь, в грохочущую и лязгающую темноту.
И почти тотчас оглохла и ослепла. Вокруг нее двигались огромные железные штуки, названия которых она не знала, но которые выглядели достаточно большими и достаточно жуткими, чтоб вышибить дух из любого живого существа. Скрежетал раскаленный пар в трубах, кое-где прорываясь наружу белыми венчиками, гудела изношенная сталь, тяжело вибрировала палуба. Разыскать в этом аду абордажного голема оказалось действительно непростой задачей. Корди справилась с ней лишь спустя несколько минут, опасливо придерживая руками поля шляпы.
– Дядюшка Крунч! Дядюшка Крунч!
Он не сразу заметил ее, поглощенный работой. Его механические руки почти без усилия работали большой тяжелой лопатой, вычерпывая из бункеров ведьминское зелье и отправляя его в чадящие топки машины.
– Дядюшка Крунч!
– Чего тебе, рыбеха? Не прикасайся, здесь все горячее… Что? Давай-ка выйдем отсюда на минуту, ни черта не слышу.
Они выбрались из машинного отделения. Абордажный голем выглядел так, словно всю ночь участвовал в бою – опаленный огнем, местами покрасневший от страшного жара, закопченный, скрипящий несмазанными членами. Словно еще минуту назад ожесточенно сражался во внутренностях охваченного пожаром корабля.