Восьмое Небо
Шрифт:
Дядюшка Крунч споткнулся, но не упал. Тело мгновенно налилось слабостью и словно бы стало меньше весить. Но это, скорее всего, было обманом чувств. Оно все еще было достаточно тяжело, чтоб одним ударом превратить аппера в мокрое место. И все еще подчинялось, хоть и неохотно.
– Я думал, хоть стрелять-то ты умеешь, - пробормотал он, - Но вы, апперы, кажется, сильны лишь языком…
– Дядюшка! Стой!
Зебастьян Урко поморщился и выстрелил еще раз. В этот раз Дядюшка Крунч даже не услышал выстрела. Но он уже знал, что аппер не промахнулся. Его вдруг повело вправо, словно отказал один из главных торсионов.
Левой силовой тяги больше нет, отметил он почти равнодушно, и многого другого тоже.
«Лежи! – крикнул «Малефакс» отчаянно, - Не поднимайся! Повреждения не критичны, мы еще сможем…»
Не сможем, мысленно ответил ему Дядюшка Крунч. Кажется, я понимаю людей куда лучше, чем думал прежде. И сейчас я сам поднимаюсь, как глупая неразумная кета. Не потому, что мне нужно, а потому, что иначе не могу. Наверно, и у людей так же. Они рвутся вверх не потому, что там есть что-то такое, без чего они не могут, а потому, что иначе не умеют и не могут. Просто так устроены.
«Высота?» - только и смог произнести он, наблюдая за тем, как медленно, с большим опозданием реагируя на приказы, действуют его лапы, пытаясь оттолкнуться от палубы, на которой вишневыми брызгами шипели его расплавленные внутренности.
«Шестнадцать пятьсот».
«Хорошо».
Хорошо, подтвердил ему внутренний голос, порождавший неожиданно гулкое эхо. Значит, сохранил еще достаточный запас прочности. Только что ты подарил Ринриетте полминуты жизни. Но это не все, что ты можешь ей дать.
В этот раз он поднимался куда дольше – тело теряло силы быстрее, чем он думал. Огромные руки дергались, как у контуженного, он почти не чувствовал их. Но все же он поднимался, скрежеща и лязгая, словно доисторический дредноут, побывавший в огненном пекле. Пробитый насквозь корпус пришлось прикрыть ладонью – оттуда высыпались превращенные в труху части. Расплавившиеся подшипники, изогнутые маховики, сплющенные ступицы – все это, почернев от жара, выглядело ему незнакомым хламом, а не частью собственного механизма. На лице Зебастьяна Урко промелькнуло удивление.
– Упорная железная болванка, - пробормотал он с досадой, - У нее даже нет инстинкта самосохранения. Ты что, не успокоишься, пока я не превращу тебя в лужу металла?
– Стой! – отчаянно крикнула капитанесса.
Она тоже попыталась подняться, даже смогла привстать на одном колене, но аппер небрежно хлестнул ее ладонью по лицу – и Алая Шельма, всхлипнув, вновь упала. Дядюшка Крунч попытался подавить клокочущую внутри ярость. Сейчас ему как никогда нужен трезвый ум. Но он ничего не мог с собой поделать – абордажные големы созданы для схватки, для упоения боем, для разрушения. Нельзя слишком долго обманывать свою природу, человек ты или механическая кукла. Единственное, чего он сейчас хотел – смять Зебастьяна Урко в смертоносных объятьях, наблюдая за тем, как с его лица пропадает высокомерная улыбка. Он знал, что Роза едва ли даст ему такой шанс. Но это не значит, что он не сможет помочь Ринриетте.
Перед третьим выстрелом Зебастьян Урко
Успел. Выстрел насквозь прожег наплечник, разворотив плечевую тягу и сложные передаточные механизмы, правая рука мгновенно обвисла, не способная даже сомкнуть пальцы. В этот раз Дядюшка Крунч не позволил себе остановиться. Ему хватит и одной руки, чтоб оторвать голову господину Урко, надо лишь дойти… Каким-то образом заставить изувеченное тело двигаться вперед, не обращая внимания на тяжелый запах расплавленного металла и крик Ринриетты.
159
Мил – одна тысячная дюйма.
«Высота?» - спросил он у пустоты. Он шатался из стороны в сторону, едва передвигая ноги. Там, где он прошел, палуба была залита смазкой, сразу несколько черных ручейков бежали, шипя, по его раскаленной обшивке.
«Четырнадцать тысяч, - «Малефакс» заскрежетал зубами, - Хватит! Ты же убьешь себя!»
«Он силен, пока привязан к небу. Если мы хотим его одолеть, придется спустить его пониже. Сильно пониже».
«От этого не будет никакого толку, если «Вобла» развалится в полете! Я уже сейчас чувствую, как трещит каркас! Надо тормозить».
«Дай мне еще минуту, - у Дядюшки Крунча не было легких, но сейчас он задыхался, - Потом начинай торможение….»
Зебастьян Урко торопливо выстрелил еще раз. Хвала Розе, «Воблу» в этот миг мотнуло, из-за чего выстрел прошел в двух футах от голема, превратив кусок палубы в бесформенную выжженную дыру.
Дядюшка Крунч хрипло рассмеялся.
– Я всегда знал, что ваше племя никуда не годится. Хотел бы я знать, как вам удается держать палубу в сухости, когда ходите в гальюн? Помогаете себе ветром?
Аппер выругался сквозь зубы и вновь спустил курок. В этот раз он верно взял прицел - невидимый луч ударил в центр груди, заставив Дядюшку Крунча отшатнуться. Он слышал беспомощное дребезжание шестерен, заклиненных обломками и залитых расплавленным металлом. Видел, как дергаются искрученные обломки валов и смятые цилиндры.
Его тело умирало. Как и все старые механизмы, оно не могло умереть тихо, оно скрипуче жаловалось и стонало механическими голосами. Но Дядюшка Крунч не собирался его жалеть. Абордажные големы не отступают от намеченной цели. Пока последний ветер Розы не отправит его душу на Восьмое Небо, он будет идти.
Дядюшка Крунч захохотал, чувствуя, как лязгают в развороченной груди поршни.
– Стреляй! – крикнул он, шатаясь и вновь занося ногу, - Стреляй, дохлый осетр!
В этот раз аппер целился долго. Показалось Дядюшке Крунчу или нет, но руки Зебастьяна Урко начали едва заметно дрожать, ему пришлось взять пистолет обеими руками, несмотря на то, что между ним и големом было не больше десяти футов. На лбу у него блестели крохотные капли пота, глаза немного покраснели. Дядюшка Крунч не видел альтиметра, но явственно ощущал перемену. Некоторым рыбам не стоит играть на чужих высотах…