Восьмое Небо
Шрифт:
– Сейчас неважно, формандский голем или готландский, - пробормотал Тренч, - Главное, что он считает своими врагами всех вокруг.
– Скорее всего, сбой восприятия цели, - рассеянно заметил Габерон, - Обычных големов дрессируют исходя из цвета мундиров неприятеля. Синий – свой, серый – враг… Но этот, кажется, считает ниже своего достоинства разбираться в таких мелочах. Нас с тобой он собирался разделать точно так же, как и команду. Это значит, у него вообще нет предпочтений по части деталей. Любой человек, оказавшийся в пределах его досягаемости, воспринимается как враг.
Кажется, его слова не очень-то успокоили Тренча.
Самого Габерона куда больше беспокоило молчание капитанессы.
– Гомункул, - приказал он полушепотом, - Связь с капитанским мостиком!
Гомункул отозвался не сразу, а когда отозвался, его голос осекался еще больше обычного.
– Ус… ус… устанавливаю связь. Мос… мостик на связи.
– Ринни! – выдохнул Габерон в пустоту, прикрыв зачем-то ладонью рот, точно опасаясь, что этот звук привлечет внимание марширующего голема, - Эй, на мостике! Ты что, уснула?
Пять секунд тишины показались ему вечностью.
– Слушаю тебя, Габбс, - отозвалась тишина.
При звуке ее голоса Габерон испытал такое облегчение, словно в один миг сбросил двести галлонов балластной воды. Грязной зловонной жижи, тянувшей его вниз. Но уже в следующую секунду он почувствовал приступ липкого стыда. Голос у Алой Шельмы был уставший и тусклый. Так обычно не звучит голос живого человека, даже переданный гомункулом.
– Могу я осведомиться, что там слышно с отправкой, капитанесса, сэр?
– Тебе так быстро надоела обстановка? – в голосе капитанессы послышался намек на улыбку.
– Я неуютно себя ощущаю, когда не могу сменить гардероб хотя бы трижды за день, - в тон ей ответил Габерон, - Кроме того, еще немного, и я провоняю здесь настолько, что тебе придется проветривать меня на леерах, как грязное белье. Это все чертова чешуя… Здесь у нас несколько бочек этого добра, видно, оказалась недостаточно качественной для ведьминского зелья… Ты даже не представляешь, как она смердит! Где «Вобла» наконец? Передай Дядюшке Крунчу, чтоб взял у меня на гандеке самую большую пушку из всех, что найдет. Я хочу, чтоб он превратил эту штуку, шагающую по мидль-деку, во много-много маленьких деталей на радость Тренчу.
– «Воблы» не будет, Габбс.
Габерону показалось, что он ослышался. Слух старого канонира не всегда отличается остротой, а гомункулы формандского образца нередко искажают звук. Габерону безотчетно захотелось помотать головой, чтоб прочистить уши.
– Повтори, я не понял. Прием.
– «Воблы» не будет, - тихо повторила Алая Шельма, - Извини.
Тренч уставился на Габерона широко раскрытыми глазами. Не послышалось, значит.
– Где она?
– Где-то на пути в Порт-Адамс, должно быть, - капитанесса отчетливо шмыгнула носом, - Я пыталась ее вызвать. Пытаюсь до сих пор. Однако… «Вобла» сейчас в каких-нибудь тридцати милях от нас, но корабельный гомункул ее не видит. Не видит и не может связаться.
– Марево, - упавшим голосом произнес Тренч, садясь обратно на ящик, - Вы говорили, оно экранирует связь по магическому лучу.
– Так и есть, - отозвался Габерон тихо, бессмысленно разглядывая собственные пальцы. Глупейшее занятие, особенно
– Но ведь мы погрузились всего на двести пятьдесят футов!
Габерон медленно набрал воздуха в легкие, пытаясь представить, что это чистый и свежий воздух, который веет по ночам над верхней палубой, а не затхлая, пропитанная ядовитой алой взвесью, отрава. Желудку это ничуть не помогло, он по прежнему вел себя так, словно внутри него колыхалась большая медуза.
– На триста приятель. И это ровно на триста футов больше, чем рекомендуется для здоровья.
– Почему ты так думаешь?
– Видишь ту гадкую рыбину, которая кружит в углу?..
Тренч опасливо скосил глаза, наблюдая за уродливым существом, похожим на наконечник стрелы и таким же плоским.
– Д-да.
– По-латинийски эта тварь именуется «акантонус арматус». И она никогда не поднимается выше трехсот.
– Значит…
– Значит, мы остались втроем в этой тонущей кастрюле, - Габерон ухмыльнулся, надеясь, что ни Тренч, ни Алая Шельма не подозревают, какой ценой далась ему эта беззаботная ухмылка, - К тому же, в обществе безумного механического убийцы. Не знаю, как вам, а мне это кажется началом нового захватывающего приключения.
– Габби… - Алая Шельма осеклась, не смогла продолжить. Голос изменил ей и в течении нескольких секунд корабельный гомункул передавал на нижнюю палубу только хриплое дыхание и короткие всхлипы, - Я… Я…
– Держите себя в руках, капитанесса, сэр! Формандскому боевому кораблю не привыкать к пролитой крови. Но вот женские сопли на мостике явно не к месту.
– Нам не выбраться отсюда. Я сглупила, Габби. Прости меня. Я была вздорной и глупой девчонкой. Сделала все наоборот. Если бы здесь был Дядюшка Крунч… Ох, если бы он был здесь… Я… О Роза, что же я натворила!
Габерону пришлось сделать два или три глубоких вдоха, чтобы привести мысли в порядок. Это было непросто. Они плясали в голове как крошки планктона, сталкиваясь между собой, разлетаясь и связываясь в громоздкие бессмысленные цепочки. Цепочки, которые своей тяжестью напоминали тянущие ко дну якорные цепи.
– Все в порядке, Ринни, - выдавил он, надеясь, что его голос звучит по-прежнему безмятежно, - Дядя Габби что-нибудь придумает.
И быстро, чтоб она ничего не успела возразить, добавил одно короткое слово:
– Отбой.
* * *
Габерон презирал сверхнизкие высоты, но не боялся их.
Боязнь перед Маревом среди юнкеров формандского военно-воздушного флота вытравливалась в первые же годы учебы, методом настолько же варварским, насколько и эффективным. Инструмент, предназначенный для его выполнения, на флоте негласно именовался «пивным бочонком» и фигурировал в великом множестве историй, как невинных, так и довольно неприличных – в зависимости от рассказчика. «Пивной бочонок» был предельно прост по своему устройству и представлял собой простейший деревянный корпус, формой напоминающий баллон аэростата. Привязанный прочными линями к борту судна, он волочился под килем, позволяя бортовым лебедкам регулировать высоту, от нескольких десятков футов до нескольких сотен. Метод действительно отличался крайней простотой. Испытуемого опускали на предписанную высоту и держали там столько, сколько было необходимо.