Восьмой грех
Шрифт:
Во время последней встречи они долго общались, но теперь Лукас понимал, что тогда он намного больше рассказывал о себе, чем Марлена. Как часто бывает после долгих лет разлуки, разговор касался в основном анекдотичных случаев и воспоминаний. Сейчас Лукас корил себя за это.
После сиесты, которая в Травестере была намного продолжительнее, чем в любом другом районе Рима, на улицы вновь возвращалась жизнь: шумные дети, открывающиеся ролеты в маленьких магазинчиках, громкие голоса на верхних этажах.
Наконец Мальберг нарушил долгое молчание и снова обратился к Барбьери:
— Даже если вы сочтете это слишком рискованным, я решил еще раз пойти в дом Марлены. Ее квартиру попросту замуровали. Кто-то позаботился о том, чтобы у всех сложилось впечатление, будто она там вовсе не жила. На это должны быть причины. Может, мне удастся найти какую-нибудь зацепку…
— Вы говорите, квартиру замуровали? Вероятно, вы хотите пойти туда с отбойным молотком? И что вы ожидаете увидеть в пустой квартире? Я вас прошу! Не следует подвергать себя излишнему риску!
Барбьери взял у Мальберга газету и нацарапал на ней номер телефона, пояснив:
— На тот случай, если я вам понадоблюсь.
Глава 18
Никто не заметил, как около полуночи в замке Лаенфельс приоткрылось окно. Из щели показался стальной наконечник стрелы. Она была направлена на соседнее здание. Стрела просвистела почти беззвучно, тускло блеснув в бледном лунном свете. Через долю секунды она попала в какое-то маленькое существо, сидевшее на вершине водосточной трубы. Оно издало предсмертный писк и упало на булыжную мостовую, пролетев три этажа. После этого вновь наступила тишина.
Спустя десять минут гематолог Ульф Груна и исследователь клеток доктор Дулацек вышли во двор замка через узкую стрельчатую дверь. У Дулацека была темная продолговатая ботанизирка тридцати сантиметров в длину и десяти в поперечнике.
— Я и не предполагал, что вы так хорошо стреляете из лука, — пробормотал Дулацек, всматриваясь в темноту двора.
— Еще пару лет назад, — шепотом ответил Груна, — когда я учился в Англии, я был членом спортивного клуба. Мы тренировались два раза в неделю. С тех пор я никогда не переставал заниматься стрельбой.
— Стрела — опасная штука!
— Конечно. В большей степени все зависит не от стрелы, а от лука. С помощью точного лука с хорошо натянутой тетивой можно убить человека с расстояния в двести метров.
— И абсолютно бесшумно!
— Конечно, если сравнивать с огнестрельным оружием, — тихо произнес Груна и указал рукой в угол двора. — Там!
Стрела Груны попала в голубя, который ночевал в водосточном желобе.
Дулацек вынул из коробки обернутую в белое полотенце стеклянную пипетку и скальпель и передал пустую ботанизирку Груне. Тот поднял стрелу с голубем и бросил птицу в коробку.
— Нам нужно торопиться, — прошептал Ульф Груна, который оставался на удивление спокойным.
Дулацек кивнул.
Освещая путь фонариком, они поднялись по винтовой лестнице в лабораторию. Во второй комнате находился гематологический кабинет. Груна все подготовил. Он затемнил единственное окно, которое выходило во двор замка, и включил свет. На короткое время яркий неоновый свет ослепил его. Доктор Дулацек отрезал голову голубя скальпелем. Потом Груна набрал в пипетку сочившуюся кровь. Едва пипетка наполнилась кровью, как кровотечение остановилось.
— Нам этого должно хватить, — довольно сказал Груна и снова бросил голову и тело голубя в ботанизирку. Потом он погасил свет и убрал светомаскировку.
Дулацек схватил Груну за руку:
— Кажется, я слышал шаги.
— В это время?
— Вы же знаете, что Эрик ван де Беек и Аницет работают по ночам. Но я никогда не видел, чтобы в это время горел свет.
Оба напряглись, вслушиваясь в темноту. Через какое-то время Дулацек покачал головой и сказал:
— Пойдемте, у нас все равно мало времени.
Пляшущий луч фонарика указывал им дорогу к лаборатории профессора Мьюрата. Эта комната была больше, чем все остальные, и располагалась в конце ряда лабораторий. Тут было три окна, из которых, в отличие от других лабораторий, открывался прекрасный вид на долину Рейна.
Груна закрыл за собой дверь и включил свет.
На длинном белом столе, накрытом матовым стеклом, стояли приборы для опытов, с помощью которых ученый хотел «перевернуть мир». Так сам Мьюрат говорил о своем открытии, которое подвигло братство Fideles Fidei Flagrantes на охоту за предполагаемым оригиналом Туринской плащаницы.
Четыре дня назад первые результаты исследования Мьюрата оказались провальными, поэтому братство раскололось на две части, что происходило уже не в первый раз. Одни за глаза называли его авантюристом, жаждущим денег, в то время как другие были убеждены, что Мьюрат — главный в проекте и ему просто необходимо время, чтобы получить окончательное подтверждение своей гипотезы.
Чтобы не оставлять следов, Дулацек надел резиновые перчатки. Затем он осторожно вынул пипетку с кровью, закрывая верхний конец стеклянной трубки указательным пальцем.
— Едва ли вы сможете этим помешать нашему Мозгу, — тихо сказал Груна, задумчиво наблюдая за каждым движением Дулацека.
— Давайте не спорить! — Исследователь клеток бросил беглый взгляд на Ульфа. — Я ни во что не ставлю ученых, которые ведут себя, как Господь Бог. И я говорю это как приверженец агностицизма!
— Если я вас правильно понял, вы считаете теорию Мьюрата мистификацией?
— Мистификацией? Нет, напротив. Я боюсь, что теория Мьюрата найдет подтверждение. Он одержим ею и не прекратит исследований, пока не отыщет доказательство. А потом… Помилуй нас Бог.