Восьмой грех
Шрифт:
Дука понял, что попал в западню, и тут же вскочил, бросился через стол, пытаясь вырвать у Аницета ненавистный прибор. Впопыхах он задел свою чашку с кофе, и та упала на пол, разлетевшись на осколки. Однако магистр был готов к подобной выходке. Он схватил руку Дуки и заломил ее назад, так что банкир взвыл от боли.
В кафе были заняты только три столика. За двумя сидели английские туристы, третий занимал пожилой бородатый мужчина, который, казалось, не обращал внимания на возникшую потасовку. Судя по его блаженному виду, ему не было абсолютно никакого дела до окружающего мира.
— Вы — свинья, — прошипел Дука после того, как Аницет ослабил хватку.
— А вы? — задал встречный вопрос Аницет, запихивая диктофон в карман брюк. — Не нужно так волноваться. Возможно, у меня и не будет надобности использовать эту запись.
— Что значит «возможно»? — Банкир с ненавистью взглянул на Аницета.
Магистр подождал, пока прислуга уберет осколки чашки, и, как только девушка ушла, ответил:
— Я хочу услышать от вас имя мастера, изготовившего подделку плащаницы. Как зовут гения, который создал этот шедевр? А в том, что это шедевр, нет сомнения.
V Джона Дуки будто камень с души свалился, ведь он ожидал совсем других требований. Но в этом деле было одно «но».
Я боюсь, что вы мне не поверите, — сказал Дука, едва не всхлипывая, — однако я действительно не знаю имени. Я никогда не занимался этим вопросом. Подобные вопросы были в компетенции Моро. Поверьте мне!
Аницет подпер подбородок левой рукой. Правой рукой он непроизвольно вытер мраморную столешницу.
— Копия плащаницы наверняка стоила бешеных денег. И не думаю, чтобы кардинал Моро заплатил за нее из своего кармана.
— Конечно нет.
— Я также сомневаюсь, что копия стоила пару тысяч евро.
А это значит, что в вашей бухгалтерии должен быть счет или банковский перевод на очень крупную сумму. Каждый год Ватикан выделяет на реставрацию миллионы, так что перевод для одного фальсификатора наверняка бросится в глаза. Как писали газеты, Римская курия легкомысленно разбрасывает ся деньгами.
— Вы имеете в виду тот несчастный случай с Гонзагой на Пьяцца дель Пополо?
— Я бы сказал так: для многих было полной неожиданностью, что государственный секретарь ездит ночью с пакетом, в котором лежат сто тысяч долларов. Вы, вероятно, знаете об пом больше меня.
— Должен вас разочаровать. Это одно из тех дел, которые Гонзага ведет лично.
— Само собой, — осклабился Аницет, — на благо святой матери Церкви!
Банкир задумался. После короткой паузы он сказал:
— Дайте мне три дня. Я постараюсь отыскать этого специалиста.
— Но почему три дня? — Магистр усмехнулся. — Бог управился за семь дней, создавая землю, а вам нужно три дня, чтобы узнать адрес?
— Но это не так просто…
— Я буду ждать вашего звонка завтра в десять часов. Я оста новился в отеле «Хасслер». И не забудьте о сом, что лежит в моем кармане…
Около десяти часов в дверь постучали. Аницет впустил официанта, который принес завтрак. Магистр сделал глоток капучино и как раз хотел попробовать рогалик, когда зазвонил телефон.
Дука, даже не поздоровавшись, сразу спросил:
— У вас есть чем записать?
— Я слушаю, — коротко ответил Аницет и взял карандаш.
— Эрнест де Конинк, Антверпен, Луизенштраат, 84.
— Бельгиец? — настороженно переспросил Аницет. — Вы уверены?
Джон Дука долго не отвечал. Казалось, он наслаждался напряженностью момента. После бесконечной паузы он медленно произнес:
— За короткий промежуток времени я наткнулся на два перечисления денег от кардинала Моро, каждое по двести пятьдесят тысяч евро. Трансакции проводились с перерывом в шесть месяцев, деньги перечислены на один и тот же счет в голландском банке в Антверпене. Получатель — Эрнест де Конинк.
— Это еще ни о чем не говорит, — перебил банкира Аницет.
— Погодите! Сейчас вы сами убедитесь. Моро дважды бронировал билеты на самолет у компании «Алиталия», вначале один, через шесть месяцев другой. В первый раз — на имя Гонзаги, рейс Рим—Брюссель—Рим, во второй — на имя Конинка, рейс Брюссель—Рим—Брюссель.
— Вот это уже интересно! — оживившись воскликнул ма гистр. Он решил, что Моро, очевидно, передавал оригинал плащаницы в Антверпен, а мастер потом доставил в Рим копию и оригинал. — Надеюсь, каши предположения верны. Иначе — помоги вам Бог!
Аницет повесил трубку и уехал в тот же день.
Глава 22
Несмотря на всю строгость синьоры Папперитц, жизнь в пансионе имела свои преимущества. Мальберг жил там абсолютно анонимно, потому что остальные жильцы, трое мужчин и одна симпатичная, но чересчур надменная барышня лет сорока, покидали пансион довольно рано, еще до того как Лукас выходил завтракать. Вечером постояльцы незаметно разбегались по своим комнатам, так что встречались друг с другом крайне редко.
К тому же синьора Папперитц почти всегда уходила из пансиона около пяти дня и возвращалась в семь, и у Лукаса появлялась отличная возможность провести время с Катериной.
Первая встреча с Катериной в незнакомом окружении прошла немного нервно, особенно для Мальберга. Стресс последних дней, прежде всего неожиданное любовное приключение, раздергало его нервы окончательно — раньше он держал себя в руках, строго загоняя свои чувства в рамки здравого смысла.
Впрочем, Катерина тоже не могла скрыть волнения.
— Если ты хочешь, — сказала она, наклонив голову набок, — мы можем просто забыть о том, что произошло вчера.
— Забыть? — Мальберг вскочил, сунул руки в карманы и заходил по комнате. Затем он остановился и резко спросил: — Ты это серьезно?
Катерина пожала плечами.
— Мне показалось, что ты воспринял все… слишком болезненно, — сказала она. — В конце концов, это было всего один раз. Отнесись к этому как к несчастному случаю. Прости, я несу непонятно что.
— Ерунда! — Мальберг провел рукой по волосам. — Мы просто мало знаем друг друга. А обстоятельства, при которых мы познакомились, не были идеальными для влюбленности.