Воспоминания арабиста

Шумовский Теодор Адамович

*

Зачем любовь и счастье для чего, Коль время — недруг всех и враг всего? Любви и счастья утренняя роза Звездой упала с неба моего.

*

Целую жизнь мы искали друг друга. За ней Ныне нам общий воздвигнут с тобой мавзолей Запах земли и холодные желтые кости — Вот что осталось от страсти твоей и моей.

*

Не стало тебя. А я горестных слез не лью, И не вздыхаю и — утешительных вин не пью. Я розы моих стихов слагаю к твоим ногам. Их лепестки таят боль и тоску мою.

*

В лесу жила счастливая газель. Любила жизнь и милого газель. Раздался гром и молния сверкнула, Влетела в лес — и рухнула газель.

*

Глянул вслед — и оглянулась. Неужели это правда? Подошел — и улыбнулась. Неужели это правда? Ожидала, обжигала, освежала — и нежданно В смертный саван завернулась. Неужели это правда?

*

Я с тела твоего губами рвал цветы. Теперь, давно седой невольник нищеты, Целую тихо камни, по которым Ходила ты.

*

Нет, не могила твоя — это ложе встречает меня, Ложе несытой любви для тебя и меня. С воплями страсти мешаю свои поцелуи. Здравствуй, Илен, дорогая! Ты слышишь меня?

*

День, как и ты, засыпает. Но лишь Смежит ресницы вечерняя тишь, В чреве ее зарождается утро. Где ж твое утро? Что долго так спишь?

*

Я слушаю полдень. Но легких шагов не слышно. Я слушаю полночь. Но вздохов любви не слышно. Безумец, чего ожидаю в полудень и в полночь? Ведь в мире тебя никогда уж не будет слышно!

*

За медленным чаем из жарких стаканцев Чего не услышишь от наших ширванцев! В шатре пастухов, не в дворцовом покое, Однажды я слышал преданье такое: Поэт, обманувши придворные власти, Прокрался к любимой наложнице шаха, И сердце его разорвалось от страсти, А сердце ее — от истомы и страха. Два сердца швырнули на выжженный камень, Они там дымились и медленно стыли. А дикие звери со злыми зрачками Не смели их тронуть и жалобно выли. А нищий бродяга, на встречных людей Косясь настороженным взглядом, Два сердца в земле упокоил, и в ней Навеки легли они рядом.

Стрелы

Сатирическая поэзия Аррани ярко показывает идейные умонастроения этого утонченного лирика, обнаруживает общественную значимость его творчества. Это не последовательный практик — ниспровергатель основ, однако всей своей мятущейся душой он жаждет одного: справедливости в обществе. Его гнетет социальная кривда государства ширваншахов — богатство лживых и косных вельмож и нужда честных тружеников, преступления и страдания, но лишь под пером отточенного сарказма разрешаются его чувства. Инвективы Аррани против беспринципного стяжательства заставляют вспомнить известное послание Горация Меценату (сатира «Тантал»), переведенное одним из корифеев русского стиха в XVIII веке И. С. Барковым. В каждой из «стрел» живой ум ширванского поэта блещет новой гранью:

Глаз любопытных, глубоких вздохов ловец, Скажи мне, Кунфуд, скольким ты детям отец? Пришел твой час, о, сотрясатель сердец: Султан тебя оскопил, наконец. Я не о том, о чем подумает мир, Я вот о чем: узду смиренья сорвав, Родил ты много остроязыких сатир, А ныне умер, вельможею став.

*

Мехмендар… Пред ним дворцы открыты. Он из тех, кто нынче знамениты, Не чета чиновной мелюзге. Многое и многие забыты Старому усердному слуге.

*

Спаси меня, творец моей души, Ответь уму, сомненья разреши. Поэт, конечно, не достоин рая, Но уж и ада ты его лиши.

*

Руку поднять на шаха?!… Лишь подними глаза, Как на смертного смертный — все завопят: «нельзя!». Значит, учись прилежно искусству канатоходца, Чтоб не упасть в темницу, годы над ней скользя.

*

Вельможи все законы знают, за исключеньем одного — Что не останется в грядущем от их законов ничего.

*

«Коситься на шаха, томиться от страха, Творить — и таиться, скажи, для чего? Воспой, Аррани, жемчуга ширваншаха, И щедрость, и мудрость, и славу его. Тебя он поднимет из бездны и праха, Ты жребия станешь творцом своего, Воссядешь меж первых советников шаха Усладой для слуха и сердца его». Не слушай трусливых и низких советов, Беги, Аррани, от дворцовых дверей: Цари никогда не любили поэтов, Поэты всегда презирали царей.

*

Награды от людей беру я, шах, С холодною усмешкою в глазах, Хоть снова суй мне в руки их и снова: Никто не награждает, как аллах, Мне даровавший жизнь и силу слова.

*

«Ты бежишь на пожар? Или сын умирает? Подруга Ждет тебя у ручья? Или друг с караваном пришел? Ты от страсти дрожишь ли, трепещешь ли ты от испуга? Изопьешь ли ты благо? Иль рухнешь под стрелами зол?» Что сказать любопытным прохожим на праздные речи? Не понять в этом царстве ни другу, ни злому врагу, Что бегу из дворца, ничего не накинув на плечи, Что от золота лжи и от пурпура казней бегу.

*

Я не из тех, кто не знакомы с честью. Законам нашим слуги и отцы Приобретают силою и лестью К стадам стада и ко дворцам дворцы. Я — мусульманин. Тот, кем славен Хашим, [53] Изрек от бога то, что молвлю я: «Не поклоняюсь идолам я вашим, Вам — ваша вера, а уж мне — моя». [54]

*

Не «ах-ах-ах!», а лучше: «ха-ха-ха!» К отчаянию Шемаха глуха. Я не о смерти думаю — о жизни, Нет, не своей, а своего стиха.

53

Т. е. основатель ислама Мухаммад, происходивший из рода Хашим мекканского племени Курайш.

54

Коран, сура 109 — «Неверные».