Воспоминания генерала Российской армии. 1861–1919

Иванов Михаил

1879

Встретили новый, 1879 год, очень хорошо. Брат Александр помогал отцу присылкой денег золотом, и отец уплачивал долги Голодухину за лес, за кирпич и прочие – словом, мы отдохнули. В марте я при прогимназии держал экзамен и получил свидетельство [34] . В феврале гренадерские полки ушли из Ярославля во Владимир и Нижний Новгород, а в Ярославль ждали 137-й пехотный Нежинский полк и 139-й пехотный Моршанский полк. В конце марта прибыл Нежинский полк, но ярославцы свой родной полк встретили не так торжественно, как гренадерский, чем на долгое время положили «нелюбовь» между горожанами и полком, даже блюдо, на коем подносили полку от города хлеб-соль, оказалось МЕДНОЕ… Ярославцы, как потом говорили в полку, народ-жулик. Потом это сказалось и очень убыточно для ярославцев…

34

Курс военной прогимназии (экзамен за который, вероятно, и выдержал автор) давал права вольноопределяющегося 3-го разряда.

Отец и мать настаивали, чтобы я поступал в Нежинский полк, так как в нем было много знакомых офицеров, а мне хотелось в гренадерский Малороссийский полк, дело доходило до слез, но в конце концов я послушался совета и желания родителей и 3 мая 1879 года был зачислен в 137-й пехотный Нежинский полк, в 12-ю роту, к командиру роты капитану Михаилу Алексеевичу Сушевскому, к другу-товарищу брата Александра. Живо сшили мне в швальне прогимназии очень хорошо все обмундирование. Присягу принимал под знаменем полка, на квартире командира полка полковника Маслова, на пригородной даче Сабанеева. С гордостью носил я военную форму. Трудно мне было жить в казармах,

главное – ночью был плохой в казарме воздух, но скоро полк вышел в лагерь и все вольн[оопределяю]щиеся были собраны в одну команду при 13-й роте к грозе-службисту – к капитану Ивану Ивановичу Ярилову. Школил он нас ужасно, и скоро мы сделались «фронтовиками» [35] . Следил он за нашим каждым шагом, в отпуск домой увольнял только по праздникам до восьми часов вечера, к вечерней поверке все должны быть налицо в команде. Я толстыми сапогами стер выше щиколотки левую ногу, образовалась большая рана, и я каждый день должен был ходить на перевязку в полковой околоток. Доктор смазывал рану какой-то желтой мазью и посыпал белым порошком, после чего я от боли с полчаса скакал на правой ноге. Больная нога чуть не лишила меня возможности быть отправленным в юнкерское училище. В начале августа нас всех вольн[оопреде ляю]щихся командировали в Москву для держания вступительного экзамена в юнкерское училище. В Москве нас поместили в Крутицких казармах, что представляли эти казармы – один Бог ведает… грязь, вонь, пища отвратительная, и это все под боком командующего войсками. Многие, и я в том числе, спали на воздухе – на крыше крыльца в подвальное помещение… Всех собралось более 400 человек [36] . Начались экзамены, и я в среднем получил десять баллов, но так как прогимназисты поступали без экзамена, то нам, за неимением свободных вакансий в младшем классе, предложили поступить в «приготовительный», я согласился [37] . Начальник училища был полковник Н. И. Галахов. Мой командир 1-й роты – полковник Тимофеев (Тимоха). Командир 3-го взвода – капитан В. П. Асеев. С первых же дней я попал в такую переделку – ужас: все по расписанию, по образцу, по правилам, все согласно Инструкции для юнкерского училища, утвержденной начальником штаба Московского военного округа генерал-лейтенантом Духовским. Первое время означенную инструкцию целыми часами изучали «в зубок». Как ни было трудно, но мне это нравилось и, по правде говоря, усвоилось на всю жизнь. Любил во всем порядок. Как, бывало, красиво было: выйдет юнкер в отпуск, кепи с ярко вычищенным гербом и султаном, шинелька в обтяжку – ни одной морщинки, пояс вычищен как лаковый, на руках белые замшевые перчатки, талия как у барышни… загляденье. Юнкера были молодец к молодцу – Москва любовалась, и были же красавцы, как я помню, юнкер нашей 1-й роты 1-го взвода Николай Баньковский – загляденье. Дисциплина была строжайшая. Строй и гимнастика были тяжелы – нередко из манежа приходили все мокрые до нитки. Взводный унтер-офицер у меня был юнкер Тарасов, отделенный – юнкер Романов. Отношение между юнкерами старшего класса к юнкерам младших классов было как [у] начальников к подчи ненным. Кормили юнкеров хорошо – сытно, но и аппетит же был у нас: я съедал две больших тарелки супу или щей, тарелку каши и часто две котлеты – из столовой еле выйдешь. После обеда разрешалось «чаепитие»: служители за плату разносили в чайниках кипяток, и юнкера группами пили чай с «аблимантами», т. е. с пирожными, пряниками, конфетками – все это покупалось у старика Василия, бывшего барабанщика учебного полка, в лавочке его, в коридоре 1-й роты.

35

От «фронт» или «фрунт», т. е. строй. Имеется в виду строевая подготовка.

36

То есть более чем в два раза превысив число имеющихся вакансий.

37

В случае, если поступающих, получивших «проходной» балл, было больше, чем имелось вакансий, «избыток» распределялся между другими юнкерскими училищами. Приготовительные отделения с годичным курсом учреждались для тех, кто «при вступительном испытании оказывались недостаточно подготовленными для успешного прохождения курса младшего класса». Из выпускников всех военных прогимназий империи по окончании курса на военную службу вольноопределяющимися 3-го разряда определялось ежегодно около 250 человек, а юнкерские училища выпускали около 1900 человек. Таким образом, вряд ли стоит списывать «затянувшуюся» учебу в Московском пехотном юнкерском училище М. М. Иванова на «задвинувших» его при поступлении бывших прогимназистов.

В октябре месяце стали готовиться к высочайшему смотру императора Александра II, который должен проехать из Крыма в Петербург. Развернутыми ротами в 96 рядов ходили церемониальным маршем, целыми часами по плацу Кадетского 1-го и 2-го корпусов у Анненгофской рощи. В один из вечеров ноября месяца мы получили приказание одеваться без винтовок для встречи государя императора, на Курский вокзал. Было около 9 часов вечера, и мы шли к вокзалу, как вдруг раздался взрыв. Мы даже не обратили особенного внимания. Встали на свое место, государь проехал, мы кричали ура и пошли в училище. Сейчас же получено было приказание, что завтра в 1 час дня, в большом Манеже, состоится высочайший смотр, мы почти всю ночь чистились, мылись – готовились к смотру. Отдельные начальники по несколько раз заставляли перечищать амуницию… Утром, после чая, приказано было одеваться, с десяток раз начальство осмотрело каждого, раздавая щедро наряды вне очереди. В Манеже наше училище поставили на правом фланге 2-й линии, в затылок Александровскому военному училищу [38] . Я стоял на правом фланге нашего 3-го взвода, в первой шеренге, почти против входа в Манеж. Было уже 1 час дня – государь не приезжал. Начальство что-то тревожно передавало друг другу… Вдруг неясно издали послышался гул народного «ура», ближе-ближе, и за стенами Манежа грянуло «ура», команда «смирно», все замерло, дверь распахнулась – показался император в николаевской шинели, сбросил ее с плеч на руки казаку-конвойцу. Ему подвели вороного коня, седло было покрыто чепраком черного каракуля с Андреевскими звездами по бокам, государь император был в каске с султаном из белых перьев, в вицмундире и брюках со штрипками, была ли лента и ордена – не помню. Ловко, легко сел на коня, разобрал повода, дал слегка коню шенкеля и направился к фронту первой линии… Команда «слушай на караул», музыка грянула встречный марш. Император поздоровался с александровцами, те ответили, и их музыка заиграла гимн «Боже, Царя храни», по фронту гремело «ура»… Император к нашему училищу подъехал с левого фланга, поравнявшись с серединой колонны, громко сказал: «Здравствуйте, дети», – «Здравия желаем, Ваше императорское величество!» – ответили мы ему как один и, от всего сердца идущее, грянули: «Ура!»… Император выехал на середину манежа, против входа в манежную церковь. Послышалась команда «смирно», – все замерло. Начался церемониальный марш, во время перестроений мы узнали, что вчера на государя было покушение – взорвали под одним из государевых поездов Курский путь – это тот взрыв, который вчера мы слышали [39] . Государю об этом было доложено при выходе его из Успенского собора, т. е. перед поездкой на парад в Манеж. Кончился парад, император слез с коня, нам скомандовали: «Вольно оправиться». Императора окружил генералитет. Прошло минут 10, нам скомандовали «смирно», и государь уехал. Войска стали выходить из манежа и расходиться по казармам. В училище мы узнали подробности покушения. Долго толковали и возмущались злодейством. Москва волновалась. Классные занятия и строевые шли своим чередом. К режиму я быстро привык и стал исправным юнкером. На Рождество поехал домой в Ярославль. Из меня вышел «юнкер-молодец». На елках, концертах, балах и спектаклях в прогимназии я был приглашаем воспитателями и учителями – было очень весело. Быстро прошли праздники, и я поехал в училище. Мать напекла мне сдобных колобков, лепешек на целый месяц, вплоть до Масленицы. По воскресеньям я ходил в отпуск к Калачевым, живущим теперь на Немецкой улице, жена Глафира Ивановна была очень приветливая и добрая.

38

Александровское военное училище. Основано 25 августа 1863 года. Вело свою историю от Александринского сиротского института, старшинство – с 22 октября 1830 года. Комплектовалось лицами с законченным средним образованием.

39

Имеется в виду покушение на императора Александра II, осуществленное членами революционной организации «Народная воля» 19 ноября 1879 года. Было намерение взорвать «царский поезд» – под полотно железной дороги была заложена мина. Из-за технической неполадки «свитский» и «царский» по езда поменялись местами, и взрыв произошел именно под вторым и пришелся на один из багажных вагонов, в котором везли фрукты. Один вагон перевернулся, восемь сошли с рельсов. Обошлось без человеческих жертв.

1880

Из преподавателей училища помню: Кратч – русского языка, преподаватель Лицея цесаревича Николая [40] , знаток предмета, отлично преподавал и чудно читал. Отец Богоявленский – Закон Божий, слабость его была своя автобиография и кот, юнкера бессовестно пользовались слабостью старика, всем ставил не менее 9 баллов. Генерал Платонов – русская история, чудно читал лекции, мне ставил всегда 11–12 баллов, удивлялся моим знаниям по русской истории. Полковник Тейхман – топография, всегда кричал в классе: «Чертить, чертить, не разговаривать», за черчение у меня было 10–12. По вечерам, при лампе, многим чертил и тем испортил себе глаза, через год пришлось надеть очки на всю жизнь. Пришла Пасха, а с ней подготовка к экзаменам и стрельба. Вставали мы рано, в 4 часа утра, пили утренний чай и выходили на стрельбу на поле, что между Кадетскими корпусами и Анненгофской рощей, стрелковый вал был по опушке рощи. Отстрелявших отправляли в училище командами в 10–15 человек. По приходе сейчас же чистка винтовки, потом чаепитие – и на экзамены или на подготовку к ним. После обеда многие спали. Экзамены кончились в конце мая, и юнкеров откомандировали на лагерные сборы в свои полки. Мы опять прошли через Крутицкие казармы. Я приехал в Ярославль, явился в полк, но дали двухнедельный отпуск, и я отдыхал дома, ходя чуть ли не каждый день в Ямской лес вместе с юнкером Сашей Ушаковым – сыном нашего пристава 3-й части Петра Андреевича Ушакова. Этот юнкер Ушаков, по кличке Сашка, был тип, в дальнейшем я порасскажу многое. Бывало, как войдем в лес, так и запоет: «Есть тайна у меня глубокая» или «На свете Папе славно жить», – вообще был чудак. Был страстный любитель голубей. Полк вышел в лагерь, и я перебрался туда же. Был зачислен в 1-ю Ее Императорского Высочества роту к командиру роты Павлу Петровичу Павлову. Вскоре был назначен полковым знаменщиком, и трепало же меня знамя, когда было распущено, древко было длинное. На все занятия и стрельбы я ходил исправно. В августе были небольшие маневры частями бригады. К 1 сентября мы явились в училище. 22 октября 1880 года я, в день училищного праздника Казанской иконы Божьей матери, был произведен в унтер-офицеры – к басонам на погонах присоединились галуны.

40

Императорский лицей в память цесаревича Николая или «Катковский лицей» – привилегированное закрытое учебное заведение с гимназическим и университетским отделениями. Существовал с 1868 по 1917 год. Размещался в Москве на Остоженке.

Быстро летело время. Училищная жизнь не давала и скучать, и бездельничать, на Рождество поехал домой в Ярославль с юнкером Шавлинским. Оба племянника тетки Ольги учились в Московской военно-фельдшерской школе, около Лефортовского Военного госпиталя, но я редко с ними виделся. В прогимназии был уже новый директор – полковник Нечаев, известный знаток химии. Встретили новый 1881 год хорошо. Брат Александр остался в Болгарии и был назначен начальником топографических съемок в Болгарии и преподавателем в Софийском военном училище. Отцу высылал деньги, так что отец к дому пристроил еще одну комнату – для нас. Брат Николай учился в городском училище. По приезду после Рождественских праздников в училище Москву не узнали: шло политическое брожение, казачьи разъезды по улицам, усиленные аресты – на нашем дворе стояла глухая арестантская карета, которая часто выезжала с казачьим конвоем. Помню громадный ночной пожар фабрики Говортовского. Нам сократили отпуска. Наступило 1 марта, воскресенье, я пошел в отпуск к Калачовым и почему-то сейчас же после обеда пошел в училище. Как теперь помню, в 3 часа шел через Яузский мост к училищу, душа была неспокойна… Вечером от пришедших из отпуска юнкеров узнали об арестах в городе. Утром от нашего сапожника услыхали ошеломляющую весть: «Государь император вчера в 3 часа дня убит брошенной бомбой»… Мы не верили, но в это время знамена 7-го гренадерского Самогитского полка несли в наш манеж для присяги новому императору, как удар грома разразился над нашими головами. Получено приказание: «Строиться на присягу». Юнкера как-то стихли и около недели ходили сами не свои. Подробности злодеяния были ужасны.

В помещении 2-й роты была устроена библиотека, очень хорошо обставленная, выбор книг был громадный, тишина, уют, со стен смотрели бюсты наших писателей… Я отдыхал в библиотеке за книгой, сколько чистых, чудных часов я провел ради заботы о нас высокообразованного начальника училища, незабвенного Николая Ивановича Галахова… Мир его дорогому праху… Хорошо, по-отечески он относился к нам: помню, у нас шел класс методики, впереди меня сидел юнкер Перваго и спал… Я сию же минуту снарядил «гусара» с табаком и запустил спящему Перваго, но, совершив акт и опускаясь на скамейку парты, увидел в стеклянной двери самого Галахова… Его приговор был: юнкеру Иванову – четыре наряда, юнкеру Перваго – четыре дня ареста. С Перваго я встретился во Владивостоке в 1918 году.

На Пасху я домой не поехал. Экзамены сдал успешно. В лагерь вышли в свой юнкерский – в Большой Всесвятской роще, в больших лазаретных шатрах. Особенно памятны мне полевые съемки в окрестностях сел Всесвятского, Хорошево, Тушина, Химки. Стрельба и занятия в лагерях были очень трудны. Особенно мне врезалось это – бывало, стоишь ночью дневальным на линейке, а на небе комета, и невольно наблюдаешь – «астроном поневоле». В начале августа был выпуск из училища, и мы с завистью смотрели на «портупей-юнкеров». Скоро выступили из лагеря на зимние квартиры. Я был назначен отделенным начальником своего 3-го взвода, по-юнкерски – «шишка», командиром 3-го взвода был назначен капитан Яковлев, командиром 1-й роты – полковник Асеев. Теперь идешь по Москве, и юнкера отдают тебе честь, это щекотало по самолюбию. У меня в отделении был ярославец-юнкер Василий Кравков, грешен – спускал ему, земляку.

1881

Учебный 1881/2 год старшего класса шел лекциями. Из предметов самым скучным была для меня тактика: стоило, бывало, за вечерними занятиями, взять учебник генерала Драгомирова, как рот начинал растягиваться до ушей от зевоты, прямо удивительно, но впоследствии на дальнейшей службе я зачитывался и занимался с увлечением. Очень любил топографию. Тактику читал полковник Перекрестов, военную администрацию – полковник Платонов, военно-уголовные законы – полковник Македонский, русскую литературу – генерал Сергеевич, топографию – полковник Тейхман. Для практических занятий по исправлению оружия ходили в оружейную мастерскую училища, но больше портили материалы, чем учились, я сделал только шпильку, да и то кривую. За богослужениями должны быть все юнкера, в церковь шли строем, стояли в церкви выровненные и строго в затылок, Боже сохрани отставить ногу… В церковном коридоре висели мраморные доски: на белых – Георгиевские кавалеры, на черных – убитые в боях. Тогда не думал и не гадал, что попаду на белую мраморную доску в училище и в 11-м Сибирском стрелковом полке за Тюренченский бой. На Рождество поехал в Ярославль. Отец и мать были очень рады моим успехам.

Из событий 1881 года пропустил приезд государя императора Александра III в Москву в мае месяце. Войска гарнизона г. Москвы император смотрел на Ходынском поле. Наше училище стояло в первой линии, левее Александровского училища. Знамена, погоны, шарфы были под черным флером [41] . Император был в фуражке, сюртуке и в больших высоких сапогах. Его могучая фигура плотно сидела на большом рыжем коне. С нами поздоровался словами: «Здравствуйте, господа». На шее имел Георгиевский крест. Впечатление производил могучего русского богатыря.

41

Во время государственного траура при парадной форме блестящие предметы обмундирования убирались черным флером, при повседневной форме ограничивались траурной повязкой на левой руке.

1882

Встретили новый, 1882 год не так весело – мученическая кончина императора Александра II оставила неизгладимую печать, народ чтил его как освободителя.

После Нового года быстро пролетело время, настала Пасха и экзамены. Вышли в лагерь, старшему классу назначены были топографические съемки и решения тактических задач в поле. Я работал быстро и чисто, многим помогал, а за то меня угощали молоком на ферме княгини Шаховской. В конце июля были на маленьких маневрах около Химок. 8 августа после смотра командующий войсками поздравил нас подпрапорщиками, а 10 августа я уехал в месячный отпуск домой в Ярославль, на радость родителям. Целыми днями я с Сашухой Ушаковым пропадал на охотах. Нежинский полк на лагеря ушел в г. Тулу, и ему приш лось отрывать погибших при крушении поезда от на воднения около г. Черни. В середине сентября полк прибыл в Ярославль, и я явился новому командиру полка полковнику Казимиру Мартыновичу Адамецкому. Я был зачислен в 4-ю роту к командиру роты капитану Абуладзе. Командир 1-го батальона был подполковник Степан Захарович Костырко.