Воспоминания о России
Шрифт:
Третий раз неявно этот вопрос возник, когда я по многократно повторенному требованию отца попытался начать процедуру вступления в партию. Были разговоры и с моим непосредственным начальником, и с секретарем парторганизации института, весьма уважаемым мной алгебраистом. Он долго объяснял мне нецелесообразность вступления в партию – трудности, большие потери времени, так необходимого, вроде, для меня из-за предстоящей защиты диссертации. В общем – уломал. И я потом, через много лет, был ему за это благодарен. Но, конечно, главной проблемой, о которой он умолчал, была моя фамилия. Самое смешное, что я был знаком с первым секретарем райкома партии, с которым мы, в бытность его аспирантом, лазили через окно в общежитие, когда входная дверь ночью была закрыта. А наш бывший секретарь парторганизации института в девяностые годы стал ходить в кипе. Уже не скрывал свою национальность.
Четвертый
Но самый смешной случай был, когда мы оформляли в консульстве Израиля документы на репатриацию в Израиль. Впрочем, об этом в своем месте.
Я не затрагиваю здесь вопрос о религии, это отдельная тема – на мой взгляд, не всегда коррелирующая с национальным вопросом.
Московский университет
Прошел выпускной вечер, отдохнули большой оравой за Волгой, успокоились, нужно окончательно решать, что делать дальше. В городе 5 вузов: Городского хозяйства, Медицинский, Педагогический, Сельскохозяйственный и Политех. Наиболее престижный – Политехнический, но он дает кадры для тяжелой промышленности, находится далеко, в Тракторном районе. Из остальных более или менее привлекательный – Медицинский институт. Мои мечты быть археологом – только детские мечты, на них жизнь не построишь, мизерные зарплаты. Престижно быть физиком, но это не для Волгограда. Папа позвал меня на встречу с известным у нас в Волгограде хирургом, профессором Медицинского института. Профессор посмотрел на меня внимательно, мы немного поговорили, и он сказал папе, что берется сделать из меня человека. Я, правда, был в сомнении, действительно ли я хочу быть хирургом, иметь дело с кровью и страданиями. Но документы в Мединститут сдал. И стало скучно: все готовятся к экзаменам, друзья в запарке, а мне ведь не нужно ничего сдавать – автоматическое зачисление медалистов.
Разговаривали с мамой, она спрашивает, действительно ли я хочу в Мед? Я кручу головой, ёжусь и отвечаю, что сам не знаю. Мама, обычно решительная и безапелляционная, с сомнением помолчала и неуверенно сказала: «Ведь ты хотел быть историком… или физиком. Нельзя сдаваться, не попробовав себя». Я посмотрел на нее и тоже неуверенно ответил, что тогда нужно уезжать, а это большие затраты. Мама более решительно ответила, что это ее и отца проблемы, я должен думать только о том, чего я хочу в жизни. Мол, и так с Натаном, возможно, неправильно решали. Вечером мы уже говорили с отцом. И на следующий день я забрал документы из приемной комиссии Мединститута.
Где жить в Москве первое время, ведь общежитие дают не сразу даже приезжим. И куда поступать? Конечно, в Московский университет, на физический факультет. Мы тогда еще не знали, что в Москве живут папины родственники, не имели с ними контактов. Но у жены дяди Гаврюши под Москвой в Бескудниково жила сестра. С ней списались, и она пригласила меня пожить несколько дней. Собрал учебники, задачники, получил последние наставления от мамы, и я – в поезде. Общий вагон, жара, благоухающие портянки на соседней полке, но я в приподнятом настроении. Вспоминаются книги западных авторов о привольной студенческой жизни. Впереди ЖИЗНЬ. Вечером в тамбуре познакомился с какой-то девчонкой моего возраста, простояли вместе до полуночи, что-то обсуждали, жестикулировали, целовались. [Впервые лапал девчонку, такое не забудется.] В Рязани она сошла с поезда.
Замызганный Павелецкий вокзал, площадь перед ним формирует ощущение запущенной окраины: лавочки, ремонтные мастерские, бредущие алкаши. Непривычная поездка в метро, Савеловский вокзал, и вот я, действительно, на окраине Москвы. Тогда это была не Москва, а подмосковный заштатный поселок Бескудниково. Это теперь там громады многоэтажных домов, поливаемый асфальт, витрины магазинов. Тогда это были одноэтажные деревянные домишки, окруженные серыми щербатыми заборами. Кое-где фруктовые деревья и кусты. В одном из таких домишек, прямо рядом со станцией, жили наши дальние родственники. Хозяин когда-то работал на железной дороге и получил этот дом в качестве служебного жилья, да так и остался в нем после выхода на пенсию. Дом постарел вместе с хозяином, и ремонтировать его вроде нет смысла: говорят, что когда-нибудь снесут. Да, снесли – еще через пятнадцать лет, после смерти хозяев.
Не хочется описывать быт наших родственников, это были бы сплошные черные краски: мизерная пенсия, старенькая одежда, и венец всего – телевизор первого выпуска с круглым экраном диаметром в два c половиной дюйма. Но они что-то видели на этом экране. Правда, в саду была вкусная малина, и я лакомился ей, когда хотел кушать.
Документы в приемную комиссию сдал успешно, и мне пообещали через неделю общежитие. И экзамены начнутся через полторы недели – я слишком рано приехал. Значит, есть время побродить по Москве. Признаюсь, и тогда, и значительно позже я любил бродить по Москве не только в пределах Бульварного и Садового кольца, но и в прилегающих старых районах: Замоскворечье, Преображенская площадь, Сокольники. Однажды мне пришлось пройти вечером пешком от Савеловского вокзала до метро Академическая – там было в то время общежитие МГУ. Случайно я отдал все деньги, бывшие в кармане, приютившим меня родственникам. Деньги были, но в тумбочке, в общежитии. Обратный билет на электричку у меня был, но больше в кармане ничего. В метро без денег не пустят. Я шел от Савеловского вокзала через центр до Павелецкого и все время смотрел на землю, надеялся найти хотя бы мелочь. Нашел двадцать копеек. Этого не хватало на трамвай, который шел до общежития. В более поздние времена я поболтал бы с кондуктором трамвая и уговорил бы довезти за двадцать копеек. Но тогда я всего стеснялся. Сел около Павелецкого вокзала на автобус и проехал, сколько было можно: три-четыре остановки. А дальше снова пошел пешком. Была уже ночь. Было даже страшно идти по этим безлюдным улицам и переулкам. Еле уговорил вахтера пустить в общежитие. Такое приключение не забывается.
Было время, когда я знал практически все переулки Старой Москвы. И почти везде у меня в какие-то времена жили приятели и просто знакомые. Но это потом. А пока осваиваю центр, не официальный центр около Красной площади, а торговый и культурный, около Дзержинки, Кузнецкого моста, улицы Пушкина. На Кузнецком мосту обнаружил небольшую кучку коллекционеров и присоединился к ним. С тех пор, как только у меня выпадало свободное время, я ехал на Кузнецкий мост. По-видимому, мне не хватало общения, а здесь каждый день новые знакомые, новая для меня информация. Я что-то приобретал, что-то менял и все на копеечном уровне. Ведь денег не было. Но в разговорах узнавались цены, можно было посмотреть на то, чего никогда не увидишь в Волгограде.
Запомнился один случай. Парнишка из провинции (кажется, из Вологды) продавал очень дешево рубли Петра Первого. Причем не очень простые, так называемые «солнечники». Продавал по 25 рублей, и было их не мало. Для сравнения, сейчас такие рубли продают за восемьсот-тысячу долларов. Для справки: десять рублей тогда по официальному курсу равнялись девяноста центам. Естественно, рубли раскупили, хотя и не сразу, пытались еще и торговаться. Я не покупатель, мы просто поболтали с парнем и разошлись. Но на следующий день представительный мужчина рассказал, что по его информации старушка продает много российских монет; у него самого нет сейчас времени заняться этим, но он может указать адрес. Кончилось тем, что мы с этим парнем скинулись и дали ему пятьдесят рублей, получили адрес и поехали искать старушку. Искали дом долго, но оказалось, что по этому адресу дом сломали несколько лет назад. Вернулись на Кузнецкий мост, но мужчина исчез. Больше мы его не видели.
Когда перед отъездом в Волгоград мне потребовались деньги на билет, я распродал все, что купил раньше, и конечно, дешевле, чем покупал. Но опыт стоит денег.
В отличие от провинциальных вузов, в МГУ медалисты сдавали все экзамены. Если бы это было не так, кроме медалистов никто не смог бы поступить в МГУ. Слишком часто в провинции, особенно в небольших городах, школьников «вытягивали» на медаль, чтобы улучшить показатели. Мне пришлось сдавать пять экзаменов. Немецкий язык и письменный экзамен по математике я сдал на отлично, сочинение написал на четыре, письменный экзамен по физике кажется на четыре или пять (не помню). Я был уже почти уверен, что поступлю в МГУ, но на устном экзамене по математике мне поставили двойку.