Воспоминания о России
Шрифт:
Через неделю после рыбалки Петр Иванович сообщил мне, что он достал для меня путевку в пионерский лагерь на Черном море. Петя и Слава не могли поехать, так как были слишком маленькие. И вот мы с группой ребят едем в кузове грузовой машины в Краснодар и затем на поезде в лагерь. Лагерь был в Макопсе – это небольшой поселок на берегу моря, немного южнее станицы Лазаревской. Лагерь расположен выше железной дороги и поселка на небольшой горке в лесу. Для меня лагерные будни были уже привычным делом, но здесь нас все время манили море и лес.
Спрятаться на море в бухтах или убежать в лес можно было после обеда, удрав во время послеобеденного сна из палаты в окно. Это было чревато возможными наказаниями, но мы перед этим не останавливались. Главное было – вернуться назад к полднику, так как во время нашего
Иногда отряды ходили организованно на пляж, но это было совсем не интересно. В воду входить и выходить по команде, никуда не разбегаться, не возиться. Мы же не заключенные, в конце концов. Возили нас и на экскурсии. Помню Самшитовую рощу, где нам показывали тысячелетние деревья: самшит, тис, еще что-то. Но это, как и все заорганизованное, было не так уж интересно. И все равно я вспоминаю этот лагерь тепло, и благодарен Петру Ивановичу за такой прекрасный отдых.
В 1954 году, после шестого класса мама отправила меня в Ставрополь к дяде Вяче. Теперь я ехал уже совсем один. Помню, как в дороге на станции купил курицу за 10 рублей, хотя мама, конечно, снабдила меня съестным на всю дорогу. Мне это показалось очень дешевым, да и захотелось почувствовать себя взрослым. Я спокойно закомпостировал свой билет на станции пересадки и с триумфом доехал самостоятельно до Ставрополя.
Вячеслав Дмитриевич был человек весьма своеобразный. Из-за того, что он когда-то побывал в плену, у него постоянно случались проблемы с устройством на работу. Он – дипломированный агроном, но злоупотреблял выпивкой и, в конце концов, перебрав разные места работы, вынужден был работать в лепрозории. Когда я спросил, не страшно ли это, Вячеслав Дмитриевич ответил, что лепра спирт не любит. Он всегда улыбался, особенно, если был «под мухой». Никогда не унывал. Набожная жена терпела все его художества, считая, что это ее крест. У них было большое несчастье – единственный ребенок был тяжело болен. Он не рос, практически не ходил. И они носили его до 18 лет на руках. То есть до самой смерти. Это было задолго до моего приезда.
Жили они очень бедно. Снимали одну комнату с пристроенной кухней. Было в Ставрополе не очень интересно. Из развлечений я помню только сидение на ветвях гигантского грецкого ореха и чтение Библии. Библия была издания Святейшего Синода со старой орфографией. Но к тому времени меня устаревшая орфография уже не смущала. Читал такие книжки легко, не замечая «ять», «еры», «аго» вместо «ого» и так далее. Тяжело, то есть нудно, было читать книги пророков Исайи, Иеремии и Иезекиля. Остальные книги Библии читались как хорошая историческая повесть. К тому времени я уже полюбил историю, прочитал много научно-популярных книг: все, что можно было найти по истории Греции и Рима. Но история Израиля была мне незнакома. К тому же я начинал отчасти воспринимать себя как еврея, вернее задумывался иногда на эту тему.
Другим развлечением были поездки на рыбалку с дядей Вячей. Он был прекрасный рассказчик и находил в любом деле, любой истории смешную сторону. Позднее я его видел только один раз, когда он приезжал к нам в Волгоград за какой-то покупкой. Это был постоянный крест папы. Многочисленным родственникам всегда нужно что-то из электротоваров или промтоваров. Ведь в стране всегда дефицит почти всего. А папа работал в торговле и, после маминого давления, уступал и «доставал» требуемое родственникам. Дядя Вяча приезжал позднее еще раз в Волгоград, но уже тогда, когда я там не жил. Мама, смущаясь и немного со смехом, рассказала, что как-то он уже семидесятилетним приехал в Волгоград с сорокалетней женщиной и просил маму приютить их на недельку. Мама с возмущением говорит: «Как я буду смотреть в глаза твоей жене». – Но дядя Вяча, как всегда, не смущаясь, попросил хотя бы ключ от дачи. Ключ мама дала.
Летом 1954 года папа получил, наконец, квартиру по лимиту армии, и мы переехали в Центральный район. Я думаю, что именно тогда окончилось мое детство.
Глава 2. Юность
Новый дом
Однажды папа повез нас смотреть наш строящийся дом. Он не знал номер квартиры, но в штабе корпуса ему твердо обещали двухкомнатную квартиру именно в этом доме. Дом был громадным, он занимал весь квартал на высоких берегах Волги и Царицы. По моим подсчетам там позднее проживало три тысячи человек. На самом деле это были застраиваемые одновременно семь домов с разными адресами. Четыре арки на три улицы и большой проем на Советскую улицу давали удобный выход в любую сторону. Все семь домов были шестиэтажными, но не во всех подъездах имелись лифты. В нашем подъезде лифт был, но нам он не был нужен, так как квартира – на втором этаже. Дома строили пленные немцы. Строили добротно, но дерево для полов, вероятно, было сырое, по крайней мере, усадочный ремонт пришлось делать через два года, а не через десять.
Второй раз мы поехали смотреть, когда папе сказали номер квартиры. Папа сказал, что сегодня мы только посмотрим квартиру. Документы он получит завтра, и мы сможем въехать в квартиру хоть через неделю. Квартира мне показалась даже меньше нашей на Клинской улице. Жилых комнат было две, одна из которых проходная. Но кухня маму порадовала. Просторная, светлая, оборудованная газовой плитой и большой раковиной для мытья посуды. Раздельные туалет и ванная, большая темная комната-кладовка, вместительная прихожая, широкий коридор. Мечта хозяйки. Сейчас это смешно, но в то время это казалось чудесным.
На следующий день папа получил ордер на вселение и еще раз осмотрел квартиру с мамой и бригадиром строителей из Военторга. Мелкие недоделки, действительно, устранили за неделю, и мы въехали со своими вещами в первую собственную квартиру. Потом, через два года, был «усадочный ремонт», когда перебирали полы и покрывали их защитным слоем (марля, пропитанная и покрытая шпатлевкой), чтобы полы были абсолютно гладкими; заново красили стены, чтобы их можно было мыть водой; сделали великолепные полки в кладовке, которые я через много лет разобрал и перевез в Перловку. В общем, мама осталась очень довольна. Метраж квартиры был маленький, около тридцати квадратных метров жилой площади, но большие подсобные помещения делали ее достаточно удобной. Такой квартиры у нее никогда не было. Не очень удобно, что большая комната была проходной, но в это время Натан почти все время жил в своей спецшколе, а меня вполне устраивал диван, на котором я спал в большой комнате. Все равно я всегда ложился спать последним. Папа обычно засыпал на стуле перед телевизором, когда он у нас появился, или над своей папкой с деловыми бумагами. Мама гнала его после этого в спальню, а сама продолжала свои бесконечные дела на кухне или читала очередную книгу.
Секции дома были шестиэтажные, и через шестой этаж можно было перейти в соседний подъезд. Я быстро познакомился с мальчиком, который жил в однокомнатной квартире на шестом этаже между подъездами. Мы учились в разных школах, но часто играли вместе, в нашей квартире или у него. Фамилию – Евплов помню, а имя забыл, кажется, Олег. Его отец работал в прокуратуре. К сожалению, через год его отца перевели в Саратов на повышение, и мы больше никогда не виделись.
Осенью я пошел в новую школу, которая была в 3 кварталах от нашего дома. Девятая средняя школа имени Ленина считалась, наряду с восьмой и пятидесятой, привилегированной. Ведь жители окрестных улиц принадлежали, по существу, к местной элите. В этой же школе позднее училась моя племянница, а позднее оба моих сына. Опять пришлось приживаться в классе, в котором ученики давно разбились на группы. Я так и не вошел за все четыре года ни в одну группу, хотя, конечно, не был и изгоем. Просто не было теплых отношений. И ученики были все немного старше меня. В седьмом классе я еще был пионером, и меня избрали в совет дружины. Не помню, что я там делал, вероятно, ничего. Ведь я еще продолжал ходить в шахматный кружок, добавилась и музыкальная школа. На первом же шахматном соревновании в школе я победил всех старшеклассников, и меня опять поставили на первую доску в команде школы. Так что каждый год мне приходилось участвовать в городских соревнованиях. Правда, больших успехов у меня не было, так как музыка отнимала много времени.