Воспоминания стопроцентного эсперантиста

Сахаров Александр Андреевич

Ввиду голода я тоже решил выехать на некоторое время в провинцию. Я выбрал город Лихвин в 200 км от Москвы, где жили мои друзья супруги Викторовы. Прибыв на вокзал для посадки в поезд, я увидел там кучу людей, которые стояли, сидели или лежали на покрытом толстым слоем грязи полу. Одни были нагружены мешками и чемоданами с подлежащими обмену вещами, другие были с ружьями и в солдатской форме, третьи были случайными пассажирами. Солдаты возвращались домой, самовольно покинув фронт и пробивая себе дорогу силой захваченного оружия. Всюду царил невообразимый хаос. Когда подошёл наш поезд, все в беспорядке бросились занимать места в вагонах. Ругань, крики, стоны, драка. Через

несколько минут вагоны были забиты людьми как бочки - сельдью. Те, кто не смог проникнуть в вагоны, заползли на их крыши или даже уселись на буфера между вагонами. Когда поезд тронулся, мы услышали ужасные крики: кто-то упал под вагон и был разрезан колёсами.

Меня втолкнули в купе в середине вагона и я стоял, вернее висел, сжатый со всех сторон. В таком положении мы ехали всю ночь до первой большой станции - Серпухова. Некоторые чувствовали себя так плохо, что их надо было как-то вывести наружу. Но как это сделать? Перебросить через головы стоящих в коридоре? К счастью, среди пассажиров оказался слесарь, у которого был универсальный ножик с разными приспособлениями. С помощью этого ножика он выставил оконную раму, что позволило вывести через окно тех путешественников, которые не могли больше терпеть. После их затащили в вагон тем же путём.

Через 20 часов мучений я наконец достиг вожделенного городка Лихвина. Тамошние жители не голодали так, как в Москве, а на базарах можно было купить или выменять зерно, муку, крупу, молоко и другие продукты. В этом раю я провёл один месяц и несколько укрепил своё тело. В январе 1918 г. с теми же "удобствами" я вернулся в Москву.

П Р И М Е Ч А Н И Я :

1) Перевод статей А.Сахарова и С.Обручева на русский язык помещён в конце данного сборника.

2) "Устав учредителя" - этап в подготовке Учредительного собрания.

3) Формально Керенский возглавил Временное правительство после его кризиса 15-20 июля.

4) Эсперантский алфавит состоит из 28 букв, из которых 6 имеют надстрочные знаки.

5) Лихвиным до 1944 г. назывался г.Чекалин Тульской области РСФСР.

1918 г.

Здесь положение с продовольствием стало даже хуже, чем то, которое я оставил месяц назад. Хотя частные магазины ещё работали, чтобы купить хлеб надо было подняться с постели и встать в очередь с ночи, ибо зачастую купить хлеб могли только стоящие в голове очереди. Другим приходилось искать хлеб и покупать его по высокой цене у уличных спекулянтов. Мясо, масло и молоко стали крайней редкостью. Проблема пищи занимала все мысли.

Однако я ещё не утратил мысль осуществить 4-й выпуск "Ла Ондо дэ Эспэранто" за 1917 г., но типография Шабуневича ещё не получила буквы с надстрочными знаками. Очень слабо продолжал работать наш книжный магазин. Там трудились только я, З.И.Рейнштейн и Трофимов. Чтоб выплачивать им зарплату, мы могли продавать лишь остатки прежних изданий. Надо было бы переиздать мой учебник "Тута лингво Эспэранто", но не было бумаги и денег не её покупку у спекулянтов. Все банки в это время были уже национализированы, и из сбережений, помещённых в банки, выдавали лишь небольшую часть, притом со многими стеснительными формальностями. Частные лица совсем не давали взаймы, т.к. бумажные деньги ежедневно утрачивали свою ценность.

Я был в огромном затруднении и, если бы магазин был в совершенной изоляции, меня бы захватило полное уныние. К счастью, магазин помещался в квартире, которую как клуб всегда навещали члены Московского

общества эсперантистов. По большей части это были молодые люди, которых революция материально совсем не затронула и которые относились к ней с энтузиазмом и интересом. Это их настроение невольно передавалось окружающим и возбуждало живость духа. Возможно под их влиянием я сделал следующий смелый шаг.

Поскольку за набор моего учебника типография, где его прежде печатали, требовала слишком большую сумму наличными, я решил печатать учебник фотоспособом. С этой целью я договорился с одной из цинкографических фабрик, чтоб там изготовили клише всех страниц учебника. С помощью этих клише я мог отпечатать учебник в любой типографии независимо от наличия шрифта и в сколь угодно большом количестве. Необходимую сумму для внесения аванса мне любезно ссудил мой брат. Благодаря этой ссуде я смог также по случаю купить печатную бумагу в расчёте на 6000 экз.

Изготовление клише длилось почти целый год, и лишь в августе я смог приступить к печатанию книги. В течение первых месяцев этого года мы влачили жалкое существование с помощью реализации имевшихся остатков. Что касается пищи, то мы получали небольшое количество хлеба по государственным карточкам, но этого количества не хватало для нормального питания. Недостаток мы покрывали покупкой на улицах у крестьян, скрытно приезжавших в Москву для продажи своих запасов по высоким ценам, либо от наших единомышленников, получавших хлеб в больших количествах, чем требовал их организм. К этой категории, например, относились некоторые чиновники военных учреждений или училищ. С большой благодарностью, к примеру, я вспоминаю единомышленника Кратохвила, чешского военнопленного, который всегда любезно делился с нами своей порцией хлеба. Единомышленники Клеверов из Симбирска и Алтунин присылали немного хлеба из провинции по почте.

Когда пришло лето, я выехал в провинциальный город Курмыш, где жила моя мать. Там ещё можно было купить хлеба вдосталь и цены не были слишком высокими: 3 рубля за полкилограмма. Чтобы судить о значении этой цены, я должен сказать, что раньше полкило хлеба стоили около 5 золотых копеек, т.е. 1/60 нынешней цены. И в то же время мы продавали, например, книгу "Фараон" в переводе Кабе согласно каталогу 1917 г. тоже по 3 рубля, учебник Кара и Панье - по 20 коп., т.е. 15 учебников за полкило хлеба.

В Курмыше я прожил около полутора месяцев и использовал это время для пропаганды нашего языка. Между прочим, там жило несколько военнопленных чехов и венгров. Я навещал их с целью привлечь к изучению нашего языка. А эти визиты могли бы закончиться для меня роковым образом, если бы, к счастью, я вовремя не вернулся в Москву, ибо через несколько недель в Курмыше произошло восстание жителей против советского режима, было убито несколько советских руководителей, а после подавления восстания - много восставших. Это восстание совпало с известным мятежом полков военнопленных чехов. Естественно в участии в восстании подозревали всех чехов а также тех, кто имел к ним отношение. Если бы я оставался в Курмыше до самого восстания, то конечно мои посещения чехов закончились бы трагически, хотя благодаря Эсперанто я ко всем политическим направлениям относился абсолютно нейтрально. Я сказал "благодаря Эсперанто", ибо эта идея в течение всех беспокойных лет, пережитых Россией, совершенно заполняла мою душу и все другие направления касались меня лишь поверхностно. Таким образом, Эсперанто много раз избавлял меня от больших опасностей и потому я ощущал к нему невыразимую благодарность. Если бы не эта идея, я вероятно давно бы не жил на земле, как многие мои знакомые.