Восстание Персеполиса
Шрифт:
– И так, сначала это был театр, а затем казнь, - обратился Холден к экрану. Не то, чтобы она могла его услышать. Однако, она сделала паузу, посмотрела вниз и собралась, как если бы она присутствовала.
– Моя проблема сейчас, - сказала она, - в том, как исправить положение с наименьшим количеством урона, которое благодаря вам нарушено. Я буду консультироваться с советом директоров и нашими юрисконсультами, и когда мы решим, что должно произойти, я скажу вам. И ты это сделаешь. Я действительно надеюсь, что выразилась достаточно ясно, и это тебя не смущает.
– У меня такое чувство, что на самом деле я ей не нравлюсь, - сказал Холден.
– Она сама себя накрутила немного, - сказал Алекс.
– Я бы не принимал это на свой счет.
– На данный момент, - сказала Драммер, - я поручаю вам отправиться на Медину с губернатором Хьюстоном. Я приготовлю кого-нибудь, кто встретит ваш корабль в доке. До того времени я ожидаю, что вы прочтете заявление, которое я напишу для вас. Это может быть извинение. Это может быть разъяснение правил Союза транспорта. Как бы то ни было, я доставлю его вам до того, как вы доберетесь туда. И вы произнесете его слово в слово.
– Ты не сможешь сделать Вселенную такой, какой хочешь, просто по твоему велению, Холден. В ней живут и другие люди. В следующий раз, прояви какое-то уважение.
Сообщение закончилось. Алекс сделал длинный, медленный выдох.
– Ну, может быть, это было немного личным», - сказал он, когда Холден закрыл сообщение. Экран вернулся к серии сводных системных отчетов. Мощность привода, устойчивость к окружающей среде, управление отходами. Роси делала то, что она делала лучше всего. Что она всегда делала. Узел в его животе засел глубоко. Он не мог сказать, было ли это гнев или разочарование или что-то совсем другое.
Алекс хрустнул суставами.
– У тебя такой вид, - сказал он.
– Ничего подобного, - сказал Холден.
– Я выгляжу как обычно.
– У нее есть точка зрения. Там много колоний. Если мы собираемся начать вытаскивать плохих парней из всех... ну, в этом есть много ползучести миссии. Говорить им, что они не могут сыграть, если они не будут играть хорошо? Это грубо, но это не меняет Транспортный Союз, ты же знаешь?
– Это более удобно, - сказал Холден более резко, чем намеревался сказать.
– Это. Нет, я вижу это. Я понимаю, так легче управлять Союзом, если с точки зрения тех, кто нарушает условия контракта приостанавливать обслуживание, и ... и дать им еще несколько десятилетий, чтобы все колонии оставались на само обеспечении, без возможности торговли, будет для них пощечиной. В данный момент это смертный приговор.
– Может быть, - сказал Алекс.
– То, что я слышал о комплексе Бара Гаон на Ауберене, они уже ...
– Это не комплекс Бара Гаон или Ауберон. Это Фрихолд. Если мы отрежем их в течение трех лет, колония рухнет, и все они будут голодать. Так что прямо сейчас, да, она говорит, что мы должны убить их. Только она формулирует это так, как будто это просто естественное следствие их выбора, а не наше.
– Ну, да, - сказал Алекс, но Холдена это не остановило. Слова продолжали выходить из него.
– Они не голосовали за Драммер, - сказал он, тяжело постукивая по экрану.
– Они не могут обжаловать ее решение, когда она решает жить им или умереть. Решение должно проводиться на более высоком уровне, что наиболее удобно. И в истории каждой воинской службы, когда командир отдавал аморальную команду, солдаты не подчинялись приказу.
– В истории каждой воинской службы?
– Все хороши.
– Хорошо, - сказал Алекс. Затем через мгновение: - Они нас тоже не избирали.
– В яблочко! Это моя точка зрения.
– Верно, - сказал Алекс.
– Итак, мы договорились друг с другом.
– Да. Но это отчасти звучит так, как будто мы боремся.
– Это так, - сказал Холден и откинулся назад. Его краш-кушетка передвинулась под ним, шипя. Напряженность в его кишечнике совсем не уменьшилась. Он действительно надеялся, что это произойдет.
– Дерьмо.
– Ты думаешь, она снова закроет их? Вернет карантин на место?
– Я не знаю, - сказал Холден.
– Кроме того, если бы она собиралась это сделать, она, вероятно, заставила бы нас вернуть Хьюстона обратно, чтобы он умер со своими друзьями. Но это не добавит зрелищности для вашего политического шоу "Пони с собачками" [15] , когда капитан одного из ваших любимых боевых кораблей перестаёт выполнять ваши приказы. Ей придется пойти нам на встречу.
15
Шоу "Пони с собачками" - "показуха" работа на публику. (разг.)
– Это звучит правильно», - согласился Алекс.
– Тем не менее, следующее действие будет интересным.
– Да.
Они помолчали. Он знал, что Алекс собирался говорить еще до того, как придут слова. Десятилетия жизни и работы в одном и том же месте означали, что вам никогда не приходилось просить кого-то передать соль, когда вы на камбузе. Это работало так же.
– Если хочешь, мы могли бы еще немного по состязаться друг с другом.
– Спасибо, - сказал Холден. Алекс кивнул. Это было открытое приглашение, и только наполовину шутка. Он снова посоветовался со своим кишечником, затем поднялся и направился к лифту. Алекс не спросил, куда он идет. Вероятно, он знал.
На камбузе все еще витал призрак имбирного чая, который Кларисса пила, чтобы успокоить свой желудок, но ни ее, ни Амоса сейчас там не было. Распределитель еды вывел показатели их питания, ???и он увидел их, не видя их???. Он прожил на "Росинанте" дольше, чем где-либо еще в своей жизни. Он знал корабль лучше, чем себя.
Когда он шел по коридору в свою комнату, он попытался избавиться от горечи и гнева. Чувство вины, которое подкатывалось у него к горлу. Тем не менее, он знал, что она это увидит.
Наоми развалилась на койке-амортизаторе, ее рука лежала на глазах, но ее дыхание не было глубоким сном. Ее сон уже закончился, либо он еще не начался. Она улыбнулась, и глубокие морщины по бокам рта были красивыми.
– Насколько все плохо?- она спросила еще до того, как убрала руку.
Холден глубоко вздохнул и выдохнул с шипеньем сквозь зубы. Тяжесть в животе не прошла, но он изменилась. Гнев сменился на что-то более глубокое. Горе, возможно. Он скрестил свои руки на груди. Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Седина на ее висках начала появляться несколько лет назад и медленно распространялась. В уголках ее глаз были морщинки, которые не могли убрать лекарства против старения, которые все они принимали. Но они тоже были прекрасны.