Восстание
Шрифт:
Глава 14
Разумны ли ксенофобы? Или небесный остров Барнарда? Или комель? А дельфины, гориллы, слоны или те сказочные звери из недавнего прошлого Земли, что возбуждают наше любопытство, большей частью сомнительными историями? Думаю, что вопрос, который мы должны поставить перед собой – это не разумна ли данная форма жизни, а принимает или нет этот разум такую форму, которую мы, самодовольные и эгоцентричные человеческие существа, способны понять.
Был Сам и миллиарды его продолжений и дополнений, переплетающихся друг с другом в уютном тепле Матери-Скалы, подобно кружеву вьющихся и переплетающихся прожилок металлической руды. И как всегда, Сам ненавидел расставание и боялся этой крошечной смерти, неизбежно сопровождающей отделение «самих» от Самого, смерти, необходимой для его проникновения в окружающую чуждую бессознательность. Это в точности напоминало ампутацию конечности – несколько сотен составляющих клеток, разрезая скалу, устремились туда, где Скалы не было.
Боль… Утрата…
Для обеих разлученных частей это означало потерю. Для главного тела, заполняющего глубины связанных между собой пещер, она едва ощущалась. Сам постоянно посылал частицы себя через окружающий скальный грунт. Подобно исследовательским зондам, независимым носителям крошечных микроклеток, они сверлили скалу и выходили в Ничто, посланцы разума. Обычно эти разведчики возвращались. Иногда нет.
Что же касается тех, кто оторвался от обитающего в скале Разума, то для них потеря означала катастрофу. Примерно половина микро-«самих» не выдерживала перехода, потери своей принадлежности к Самому, утраты памяти, своего «эго», бывшего частью тёплого, привычного единства. Заключённые в искусственное тело-протез, созданное Разумом для единственной цели – пройти скалу, эти частицы пытались сломать барьеры, ограничивающие их возможности, и снова стать частью Самого.
Сморщенный, одинокий «сам» помнил свою прежнюю жизнь обрывками, смутно. Воспоминания проплывали в его сознании как редкие облака. Когда-то память его складывалась из мыслей и восприятий миллионов клеток, взаимосвязанных и взаимоорганизованных; теперь таких клеток насчитывалось несколько сотен. Сколько всего утрачено! Внутри искусственного тела-скалореза «сам» вздрогнул, скорчился от боли и чуть не обезумел. Это было безумие от утраты и ещё что-то, что люди назвали бы горем.
Из того, что сохранилось от родительского тела, самым сильным становилась потребность к поиску нового, впечатанная в сложные молекулярные кольца, аналогичные хромосомам, находящиеся в каждой органической частице, и в крошечные компьютеры, плавающие в море цитоплазмы. Именно эта потребность наделяла «самого» способностью к самоконтролю, давала цель и возможность заполнить пустоты, образовавшиеся после утраты связей с родительским телом.
Постепенно безумие отчаяния стихало, но не проходило совсем, оставаясь где-то на дне, готовое в любой момент всплыть на поверхность. Между тем, скалорез становился чем-то вроде подвижного экзоскелета для сочащейся массы студенистых клеток. Магнитные поля – они мерцали, перемещались, росли. «Сам» начинал воспринимать окружающую Скалу, скалорез приходил в движение.
Была Скала, и был «сам», и он покидал её в мощном потоке магнитных полей, превращавших скальный грунт в пластичную массу. Скалорез шёл тем путем, по которому уже прошел другой «сам», по неизвестным причинам так и не вернувшийся для реабсорбции и унёсший с собой новые восприятия и впечатления. «Сам» следовал проторенным путём по двум причинам: во-первых, скала, деформированная предыдущим скалорезом, была мягче и уступчивее, а во-вторых, им руководило неясное желание найти потерявшийся фрагмент. На этом пути «сам» не знал преград. Любая угроза, ему или же оставленному в уютной глубине Матери-Скалы родителю, должна быть обнаружена и устранена, точнее, поглощена.
Путь вёл наверх, всё дальше и дальше от тепла Скалы. Выше «Сам» уже ощущал магнитный вкус чистых металлов и каких-то других, менее поддающихся идентификации субстанций. Совсем рядом, по всем направлениям он чувствовал магнитные потоки и движения других себе подобных – все они стремились вверх, к сокровищам, обещавшим сырьё, рост, выживание.
«Сам» ускорил ход.
Глава 15
«Всё, что мы знаем о ксенофобах и их психологии, имеет своим источником свидетельства тех немногих из нас, кто вступали с ними в физический контакт. К несчастью, трудно сказать, как и в какой степени влияют на эти показания человеческие предрассудки и стереотипы мышления».
В 28 километрах к югу от Библа находился кратер диаметром около километра, отмечающий место последнего прорыва ксенофобов. Джунгли почти скрыли шрамы этой битвы, и лишь тот, кто поднимается на невысокий, густо поросший склон, нависающий над потухшим вулканом, сможет разглядеть следы давнего боя. Склон этот назывался Подъём Хенсона, а сам кратер был помечен как Участок Повышенной Опасности номер один – УПО-1.
Военное Командование Гегемонии, наученное опытом двенадцати планет, подвергшихся нашествию чудовищ, позаботилось о возведении оборонительных укреплений на случай возможного повторного прорыва в этом же месте. За короткий срок после первой стычки здесь выросли мощные стены, какие и не снились любому замку на Земле. Масса грунта и мёртвых деревьев была заложена в спешно установленные пластиковые мульды, затем туда же посеяли нанотела, способные к самовоспроизведению, которые и переработали весь этот материал в скальную породу. Вся эта процедура и получила название Рогановского процесса.
Импровизированные фортификационные сооружения, расположившись по краю кратера, полностью окружили его десятиметровыми стенами и мрачными серыми башнями, на каждой из которых располагалась автоматическая пушка, управляемая компьютером. Помимо этого имелись и силы поддержки – уорстрайдеры одного из новоамериканских полков и пехота эридуанской гвардии.
После рассвета не прошло и часа, как землетрясение, потрясшее ближайшие деревья, возвестило о надвигающемся прорыве. Земля разверзлась, и в воздух ударили фонтаны грязи. Через несколько секунд из зияющих разломов стал сочиться густой белый туман. Растекшись по дну кратера, он образовал белое круглое озеро из тяжёлого газа, превосходившего по плотности самый густой утренний туман, но все же не достаточно насыщенного, чтобы его можно было назвать жидкостью. Туман поднимался всё выше и выше по стенкам кратера и дошел до роботов-анализаторов, рассеянных по периметру. Эти авангардные посты успели взять образцы газа и передать сведения прежде, чем белое облако поглотило их: туман состоял из миллиардов крохотных, не больше молекулы, устройств – дезинтеграторов, каждое из которых имело несколько атомов, бывших некогда скальной породой.
Внезапный магнитный вихрь в центре кратера закружил обломки камней, гравий, бросил их в небо, а над белым озером тумана появилась, изворачиваясь из стороны в сторону, голова первого ксенофоба.
Путешествуя под землей, ксенофобы пользуются обычно проторенной их предшественниками дорогой, так называемым Подземным Деформационным Путём, ПДП, служащим как бы подземным шоссе, пронзающим твердь скал. Именно эта особенность помогает, в какой-то мере, предсказывать или предугадывать места их возможного появления. Защитники участка УПО-1 уже несколько дней слушали нарастающие подземные звуки – скрипы, щелчки, рокот подземных пластов – и потому были наготове. Предупреждён – значит, вооружён. Так что когда ксенофобы пошли в прорыв, их появление не стало неожиданностью. По крайней мере, люди так полагали.
Однако наступательный прорыв противника был для защитников УПО-1 полной неожиданностью. Один за другим ксены выныривали из измученной земли, выбрасывая клубы белого тумана, превращая всё вокруг в безжизненную пустыню. Главным оружием их на этом этапе были те самые облака газа, состоящие из неисчислимого множества микро-дезинтеграторов, чьё прикосновение приводило к ослаблению межмолекулярных связей и распаду объекта на атомы. С первых же мгновений атаки чашу кратера испещрили разрывы снарядов, глухо ухали плазменные автоматические пушки, чертили свои узоры лучи лазеров, но ксенофобы «альфа» упрямо пробивались к краю кратера – огромные 20-метровые змеи, выдыхающие белый туман.