Восточные сюжеты
Шрифт:
— Для кого пустое, а для кого и нет… Вот женимся, повешу свидетельство в красивой рамке над твоей кроватью, чтобы не переживала ты.
— Что мне сказать тебе на это, и сама не знаю. Он чабан, а вы овечки. И та, что в районе, и ты. Ох… Исмет-ханум глубоко вздохнула, приложила руку к груди. Шаргия опомнилась, помолчав, заговорила:
— Устала я очень. В верхних домах столько грязи… Еще и акт составила…
Веселая и быстрая, в комнату ворвалась Наргиз и, будто сообщая радостную весть, бросила на ходу:
— Арифметика
Девочку зовут Наргиз, что значит нарцисс, а сама черная, как негритенок. Зубы белые, глаза-черничины, вьющиеся волосы — точь-в-точь как рисуют азербайджанских красавиц.
Кинула портфель на диван и, не дав никому рта раскрыть, продолжала:
— Ничего страшного не случилось. Просто отколотила двуличного мальчишку, а его мама пришла и нажаловалась. Не волнуйтесь, я сказала, что родители прийти не могут: бабушка больна, мама на работе.
«А отец в своем кейфе! Провалиться б сквозь землю такому отцу!» Исмет-ханум взглянула на Шаргию. Та, обессиленная, опустилась на стул.
— Пожалей бабушку, дочка, не позорь маму! Разве девочке пристало драться?
— Девочка не человек? Если двуличного не побить, не исправится!
Исмет-ханум выпрямилась в постели, поправила подушку.
«Некому отца твоего проучить, Наргиз!»
— Учительница придет к нам сегодня вечером сама. Просила, чтобы ты была дома.
Шаргия поднялась. Перерыв кончился. Не поела, не отдохнула. С тяжестью на сердце она ушла на работу.
«Терпение! Только терпение! Другого пути для меня нет!»
Шаргия хотела верить Ахсану. Десять лет терпела, потерпит еще.
Темные тучи после отъезда Ахсана покинули город. Небо очистилось. Солнце стало полноправным и единственным властелином неба. Сколько захочет, может смотреть на землю.
В такой вот солнечный осенний день они познакомились. Шаргии тогда казалось, что небо над ее головой всегда будет чистым. Но в ее душе постоянно жила тучка беспокойства, которая таяла, когда приезжал Ахсан, и росла, когда он уезжал.
«Что же я скажу учительнице? И мама больна… Постарела, ссохлась вся… Если бы рядом был Ахсан!.. Напрасно я спорила с ней. Ей теперь очень нужен покой… Как там она сейчас?»
Шаргия расстегнула пальто.
Исмет-ханум лежала. «Все эти беспокойные дни в наш дом принес он, Ахсан. Что хорошего видела от него Шаргия? Родила дочь… Какая драчунья! «Если не побить двуличного…» В кого она? В мать? Нет, в меня». Исмет-ханум, закрыв глаза, прислушивалась к голосу внучки.
Наргиз учила наизусть стихотворение «Осень». Но как она произносила слова! Голос ее звенел, будто осень предвещала близкие весенние каникулы…
— Не спишь, бабушка?
Исмет-ханум открыла глаза. Сердце болело. «Бедная Шаргия! Не поела, не отдохнула… И что за жизнь у нее?» Исмет-ханум прогнала бы такого мужчину, близко бы к дому не подпустила!
«Ветер подул, листья сорвал…»
«Какие пустые стихи! Слава аллаху, выучила!»
В комнате установилась тишина.
Исмет-ханум вспомнила мужа. Вот он, за стеклом, на комоде. Как горд и неподкупен его взгляд! Тяжелые, густые брови кустятся над глазами. Мужественное волевое лицо. И его можно упрекнуть: мало было одной жены, взял вторую, потом третью. Хотелось сына. «От меня не увидел, вторая и вовсе не рожала, третья подарила тоже дочь. Так и ушел из мира с мечтой о сыне. Есть его в чем упрекнуть, но можно найти и оправдание. А этот? Тоже мне мужчина!.. Я не простила мужу, с девочкой своей покинула его дом… А Шаргия? Почему терпит она? Ведь не зависит совсем от него! Сама себе хозяйка, работает, свой дом… Может, я неправа, ошибаюсь, чего-то недопонимаю? А если она любит его?»
Муж из рамки строго взглянул на Исмет:
«Женщина не имеет права вмешиваться в дела мужчины!»
«Имеет!»
«А я сказал, не имеет!»
«Какой ты злой!»
Когда муж сердился, он становился жестоким, лицо уродовала злость. А в первые годы он был ласков. Исмет и теперь помнит песню, которую он пел ей: «Ты моя самая красивая, такой, как ты, не сыскать и в раю…» Старинная народная песня… Может, никакой песни не было, это ей только приснилось? Но нет, песня до сих про звучит в ее ушах. «Ты моя самая красивая…» А вот взял вторую жену, привел третью…
«Женщина, не вмешивайся в дела мужчины!»
«Ты мне теперь не страшен!..»
«По поведению — два. Поколотила двуличного мальчишку».
Исмет-ханум взглянула на внучку. Правое плечо ее шевелилось — она писала. На шее горел красный треугольник галстука. Наргиз наклонила голову набок. Щека ее была пунцовой… А щеки Шаргии бледные.
Сердце сжалось.
Дочь вернулась с работы не одна. Пришла с вчерашним врачом. Врач выслушал Исмет-ханум, измерил давление. Старая женщина дышала тяжело, с трудом, будто в сердце вонзили гвоздь. Воспаление легких.
Шаргия знала — это опасно. Беда стоит у порога.
Врач прописал уколы: пенициллин со стрептомицином.
— Я пришлю медсестру.
— Не надо, я сама.
«Если бы Ахсан не приехал, не заболела бы мама».
Исмет-ханум часто дышала. Смерти она не боялась. Чего ее бояться? Из этого мира перейдет в иной мир. И конечно же попадет в рай. Мало ли ей пришлось пережить в доме мужа, чтобы и после смерти очутиться в аду! Нет, она не боится смерти, только… Если бы еще пожить немного!..