Восточный конвой
Шрифт:
— Чаще всего людей.
— Их везут на Базу? Но зачем?
— Для производства. Знаете, как их называют в здешнем обиходе? Сырьем… Многозначительно, а?
Но может быть, груз окажется другим — не знаю. Я ведь говорила вам: сюда что-то привезли — очень громоздкое, оттого и возникло предположение, что это может быть интересующий вас товар.
— Люди меня тоже интересуют, — ответил Ми-лов. — Хотя бы Орланз, о котором вы упоминали. Он здесь?
— Он здесь никогда не бывает. Это человек совсем другого уровня, в Круге он царь и бог.
— Тем больше для меня необходимость проникнуть за ограду — если только там можно его увидеть. Пролезть. Хотя один джентльмен предупредил меня, что лучше не пробовать.
— Он совершенно прав. Хватит Мирона. Милов кивнул, словно соглашаясь, весело рассмеялся и проговорил:
— Ну конечно, на рожон я не полезу — однако попытку сделаю, не заходя
— Лучше не делайте, прошу вас. Со временем найдете решение.
— Времени у меня как раз нет. — Он не стал объяснять ей — почему. — На худой конец, попробую прицепиться к этому, как вы назвали, конвою.
— Это еще опаснее — они стреляют при малейшем подозрении, им все сходит с рук. База — очень серьезная система.
— Ладно, — сказал Милов, — поживем — увидим. В любом случае постарайтесь в дальнейшем держаться поближе к дому — может быть, вы мне понадобитесь, дела должны развиваться быстро.
— Вы уверены?
— Если они не будут развиваться быстро, то можно вообще ничего не делать: результат будет столь же плачевным.
— А почему… Милов прервал ее:
— И держите рацию в постоянной готовности. Слушайте наших. Я буду с вами связываться ежедневно в два ночи по местному.
— Вы запомнили номер моего телефона?
— Разумеется.
— Звоните в любое время: у меня в сумочке — сотовый аппарат, в стокилометровом "радиусе вы меня найдете.
— Ну, мне пора, — пробормотал Милов с подлинным сожалением. Технет сипо уже медленно продвигался по залу в их направлении. — Буду ждать, — страстно возгласил Милов и выскользнул в дверь, к которой они как раз приблизились. Оглянувшись, он встретился с пристальным взглядом спецтехнета, но через миг дверь, затворившись, позволила Милову почувствовать себя если не в безопасности, то, во всяком случае, на пути к ней.
4
(135 часов до)
«Надо же, какая чертова темнота, — подумал Милов, — такая ночь даже не каждый год выпадает, того и гляди загремишь на землю, мало ли обо что здесь можно споткнуться… Хотя, с другой стороны, это и полезно: меня тоже можно увидеть только с ноктовизором, а он наверняка не у каждого здесь найдется. Хотя у того плешивого — может быть. На слух он меня не определит, передвигаться бесшумно я еще вроде бы не разучился…»
Милов и в самом деле шел без единого звука, напрягшийся до крайности, держа полусогнутые руки перед собой, словно был хирургом и приближался к операционному столу. Порой он даже закрывал глаза — все равно ничего не увидеть было, но тогда слух острее воспринимал малейшие нарушения тишины. Однако закрывал он глаза даже не столько ради этого, а чтобы яснее различить схему этих дорог, которую постарался запечатлеть в памяти, когда шел сюда. "Так, — думал он, — сейчас я приближаюсь к той самой развилке, о которой говорил Силене и где тяжелые колеса свернули налево, я же — направо. Теперь надо решить, как вести себя дальше. Двигаться по этим следам — значит излишне рисковать: то, что говорун наплел относительно автоматической стрельбы, вернее всего, соответствует истине. Пусть в меня даже не попадут — хотя могут ведь и попасть, — все равно, лишняя реклама мне ни к чему, я не на телевидении работаю… С другой же стороны — если сейчас возвращаться к станции, то это будет как раз то, чего от меня ждут, и на пути туда меня наверняка станут поджидать. Вообще вроде бы нет оснований для такой уверенности в том, что меня опознали и хотят взять; чистая интуиция, всего лишь. Однако она меня редко подводит… Да и очень странно все это: случайного прохожего чуть ли не силой затаскивают на вечеринку, кормят-поят на халяву — не в такие времена мы живем, чтобы кто угодно проявлял столь щедрое гостеприимство. Ну, а варианты? Да нет, если хорошо подумать, становится ясным: случайных прохожих здесь быть вообще не может, слишком наивно было бы полагать, что посторонних станут подпускать так близко к секретному объекту, на котором люди время от времени получают количество рентген выше допустимого. Туг наверняка все просматривается и прослушивается как минимум от самой станции. Значит, меня видели, и вели, и подпустили. Зачем? Чтобы выяснить, какие проблемы меня волнуют? Не исключено, но для этого они должны если не знать, то хотя бы предполагать, кто я такой на самом деле и какие задачи решаю. А откуда у них быть такой информации? Ладно, Леста меня заложила, предположим, от излишнего страха, но это им дает только факт, что появился на сцене некий человек, плохо знакомый с условиями и, значит, пришлый, из-за кордона. Ну что же: и этого достаточно, чтобы начать интересоваться вплотную. Убедившись, что из города я исчез, они могли
Трудно сказать. Разумное объяснение одно: они сами не вправе были принять решение, им не было приказано брать, но лишь — доложить. Они и доложили и получили какое-то указание; это всегда требует времени, технология принятия решений нам знакома… Вот и прошла эта пара часов. Предположим, им скомандовали: брать. Значит, мне нужно сделать какой-то финт ушами, чтобы ничего у них не получилось. Какие же финты можно сейчас пустить в дело?..
…Вот она, развилка. Стой. Три секунды паузы. Слушай. Внимательно слушай. Может быть, кто-нибудь громко дышит? Правда, вряд ли они могли успеть сюда; скорее всего, двинули по прямой, чтобы пересечь дороги где-то, куда я, не знающий местной топографии и вынужденный пользоваться наезженными путями, не мог еще попасть. Ну, что там? Тишина. Пошли дальше. Но если можно, раза в два осторожнее, пожалуйста, — попросил он сам себя и действительно пошел еще осторожнее. — Теперь принять левее — и бережно, бережно… Тут, конечно, есть одно обстоятельство в твою пользу: от тебя не ждут рекордов, они тебя еще не раскусили до конца. Стоп! Вот теперь действительно — умри и не шевелись! Теперь я кого-то несомненно ощутил. Ну-ка, попытаемся локализовать его… Приблизиться — легко, как весенний ветерок, чтобы хотя бы понять: один ли там, двое ли, а может, и больше… И, кстати, откуда уверенность, что они не вооружены приборами? Но до сих пор они меня не видят. Значит — нужно подобраться до предела возможного и затаиться, потому что в таком положении самое безопасное место — под самым боком противника; другие станут искать тебя где угодно, только не тут. Зато если там начнется какой-то разговор — я, пожалуй, услышу. Капсула-то у меня с собой, жаль, что ноктовизор пришлось оставить — уж очень он выпирал бы из кармана… Вот так. Дальше не ходить, Лечь на землю. Прижаться, как к любимой женщине…"
Он так и сделал. Что-то и на самом деле стало слышно. Хотя о связности думать не приходилось: даже капсула доносила лишь отдельные звуки. Но уже ясно было, что разговаривают двое. Придется одним ухом слушать разговор, другим — все остальное. Что у них там за диалог выстраивается? Ну-ка, ну-ка…
(Один голос:) -…не очень поддался, хотя… может быть… действительно… (бур-бур-бур).
(Другой:) -…и все же… не свернет… конвой должен… засвечивать… (бур-бур-бур) отправить на Базу…
— В таком случае надо… (и вовсе неразборчиво).
— А если… женщина… крик ночью… (дальше каша).
— (Бур-бур-бур) женщина… (дальше не понять).
— Женщина… (невразумительно).
— З-з-з-з-з… Орланз… Женщина… З-з-з-з…
— Время… Но я… конвой… женщина… и он… (бур-бур-бур)…
"Да, — подумал Милов. — Могли бы все-таки говорить и более членораздельно. Подумать о моих удобствах. Пока я понял только, что женщина их очень интересует, только не знаю, какая и по какому поводу. То ли это ссылки на Лесту, а может быть, речь о Зиле — тогда надо ожидать, что и она тоже вступит в игру. Да, к этому надо быть готовым. Ну, а что там были за упоминания о конвое и времени? Можно выстроить такое умозаключение: через какое-то время, не слишком, видимо, долгое, конвой должен снова тронуться в путь — на Базу, вероятно. И они, по-видимому, не очень хотят, чтобы я был тому свидетелем. Им нужно или убедиться, что меня тут уже нет, или, наоборот, что я есть, — и тогда сделать так, чтобы меня и на самом деле здесь больше не стало.
Убедиться, но как? В таких случаях ловят на живца. На что я, по их представлениям, могу клюнуть? На женский крик, призыв о помощи? Черт, но если они так думают — значит, меня идентифицировали с тем субъектом, который нарушил правила поведения в городе. Кстати, этого они могут как раз не знать. Хорошо, если так. Потому что в ином случае выходит, что они знают обо мне больше, чем им положено. Веселый разговор".
Значит, так: глухой ночью где-то поблизости раздается женский крик. Искренний, отчаянный. Ожидается, что рыцарь и дамский угодник, что стало ясно всем после городского эпизода, — сей паладин стремглав выскочит из своего убежища и кинется выручать красавицу. И тут его вяжут. Хрестоматийно. Если же он не бросается на помощь — а крики все отчаяннее, потом они начинают прерываться, становятся хриплыми, просто-таки предсмертными, дама никак не может расслабиться, чтобы получить максимум удовольствия, — итак, если он не бросается, значит, его здесь нет и надо переносить ловчие сети в другое место. Ну что же, вполне возможный вариант. Боюсь только, что так они Милова не возьмут. И вообще вряд ли возьмут. Слишком давно уж он играет в такие игры.