Восточный конвой
Шрифт:
Но, к сожалению, недолго.
Тишину взломал низкий рокот мощных моторов. И он понял, что тронулся в неведомый путь тот самый конвой, с которым он так хотел познакомиться.
Однако рассмотреть его как следует было немыслимо. Все еще стояла темнота, а машины шли без фар. Видимо, имели такую возможность. Милов скорее угадал, чем увидел длинные-длинные крытые кузова, в которых можно было бы (прикинул он наспех) разместить не меньше груза, чем в товарном вагоне. Причем — крупногабаритного груза. Милов узнал машины, несмотря на темноту. То был тот самый конвой, что он наблюдал на шоссе вчера — перед тем, как
Однако, судя по звуку моторов, сейчас конвой шел если не порожняком, то, во всяком случае, с небольшой загрузкой. Да, те же машины. Милов насчитал пока пять силуэтов. Правда, может быть, их было и больше. Кроме мглы, различить было трудно еще и потому, что видел он их под острым углом. Можно было, разумеется, найти позицию и поудобнее. Но тогда ему не удалось бы сделать то, что он намеревался.
Приготовившись к старту, он коротко вздохнул. Откровенно говоря, было страшновато. Да кой черт страшновато: просто страшно. Редко когда он находился в такой опасности.
Он решительно шагнул вперед. Не скрываясь более, вышел на дорогу, когда головная машина конвоя была уже совсем близко. И поднял руку, словно голосуя в надежде, что подвезут.
Нервы его были закручены в тугой клубок. И поэтому, когда из первой машины ударил пулемет, Милов, готовый к этому, на микросекунду опередил пули и, бросившись наземь, скатился в придорожную канаву.
Конвой не остановился. Стоп-сигналы медленно, один за другим, уплывали направо.
Сосчитать их Милов не успел. Обостренный, как всегда в минуты опасности, слух уловил шаги, приближавшиеся к нему с нескольких сторон одновременно; услышал, несмотря на все старания подкрадывавшихся действовать бесшумно.
И одновременно слух его уловил и еще один звук, казалось бы, тут совершенно неуместный: звук песни, которую негромко и не очень в лад пели хором; глухой звук, словно из-под подушки. Звук усиливался с приближением последнего трейлера — и с его удалением стал ослабевать.
Зато шаги делались все явственнее.
«Значит, взяли все-таки», — подумал он и хотел было ухмыльнуться. Ухмыльнуться хотя бы тому, что все развертывается по его сценарию. Но ему сейчас, если говорить серьезно, весело не было, так что улыбки настоящей получиться не могло, а ненастоящая Милову сто лет не была нужна.
Глава пятая
1
(130 часов до)
Наверное, еще можно было что-то сделать. Рискнуть. Поставить все на карту. Но Милов, и не скашивая глаз, видел: и справа, и слева надвигаются темные силуэты — со всех сторон, и их достаточно много, чтобы схватить и задержать одного лишь. Готовых ко всяким неожиданностям. Если даже удалось бы прорваться, пусть они и не станут стрелять — все равно, бегают они быстрее, ничего не поделаешь, да и места знакомы им досконально, ходы и выходы. Нет, поздно. Уже ничего не успеть. И они это понимают. Так что задержание его выйдет совершенно естественным: ничто не говорит о том, что человек на самом деле просто-напросто сдается. Ну, придется, конечно, сделать несколько выразительных телодвижений — но не переусердствовать, а то ведь запросто могут попортить здоровье.
— Вы задержаны. Следуйте с нами.
Милов
Он вдруг почувствовал, что совершенно спокоен. Страха не было. Чего бояться теперь: самое ужасное произошло. Взяли. Ну, и веди себя спокойно, коли так: суетой делу больше не поможешь. Хотя и не чрезмерно спокойным должен он оставаться: чтобы не зашевелилось у них в головах никакой не нужной сейчас мысли. Нет, ты взволнован, конечно, однако понимаешь, что сила солому ломит, и подчиняешься в надежде таким способом как-то облегчить свою нелегкую участь…
Он и не стал суетиться — даже когда они прошли мимо все еще освещенного ресторанчика, где продолжала играть музыка, хорошо слышная через отворенное окно. Там большинство, верно, успело забыть о нем… В окне Милов увидел Зилу — она смотрела на их процессию, и что-то не вполне определимое почудилось арестованному в ее глазах. Удивление? Сочувствие? Еще что-то? Может быть, испытывала неудобство оттого, что приняла какое-то участие в его поимке? Во всяком случае, она могла так думать — да и все они. Но, собственно, разницы уже не было.
Пока оставалось одно: ждать, как станут развиваться события. "Сам ты сейчас направлять их не можешь, — сказал он себе. — Во всяком случае, сию минуту ты на это неспособен. Но будь внимателен. Держись настороже. Шахматная партия всегда начинается первым ходом — одним из достаточно ограниченного числа возможных, но чем дальше, тем больше возможных ходов возникает; порой противник ошибается даже тогда, когда этого не ждешь. Сейчас инициатива у них, ты, можно считать, пожертвовал им фигуру. Но постарайся дальше этого не делать. В эту минуту ты для них — подозрительный неизвестный в закрытой зоне, и ничего более.
Значит, в объеме информации ты ухе имеешь преимущество: тебе-то хорошо известно, кто ты на самом деле. Итак, веди себя спокойно…"
И тут же он нарушил это свое только что принятое правило. Чуть не сбился с шага. Едва не вынудил заднего налететь на него, что сейчас было бы вовсе ни к чему. И сердце вдруг рванулось и зачастило.
Потому что навстречу шла Леста собственной персоной. Каким-то ей одной известным способом успела обогнать их-по лесу, наверное, — зайти вперед и теперь спокойно шагать навстречу.
Леста поравнялась с маленькой процессией. И вдруг остановилась прямо перед ними, тем самым поставив охранников перед выбором: то ли отстранить, оттолкнуть ее, то ли остановиться и самим. Наверное, оттолкнуть ее было не так-то и допустимо; они остановились.
— Ребята, — сказала она. — Куда это вы такой компанией? А посты что — побросали?
— Операция по задержанию, — негромко ответил ей охранник, что, наверное, был тут старшим. — Хотел скрыться. Но далеко не убежал. Не зря мы его весь вечер пасли — от самой станции… Ничего себе дело придумал псих: напал на Конвой! И как только в живых остался?..