Вот пуля пролетела
Шрифт:
Но Мустафа выхватил саблю, и раз-раз!
Приказчики, по моде того времени, носили длинные усы. Мустафа в секунду сделал их коротенькими. И приказчики остановились.
— Так вот, Савел, я на тебя накладываю заклятие.
— Точно пьян, господин хороший. Сказки детишкам рассказывайте, и турка своего уберите, ничего он мне не сделает!
— Храбрый — хорошо, а умный лучше. Слушай, Савел: за твою злобу, за твои попытки мне вредить будешь смердеть, аки труп! Заклинаю! — и я коснулся его руки безыгольным иньектором. Пшик, он и не почувствовал ничего, только посмотрел на руку.
— Что за ерунда?
— Увидишь. Идём,
Выйдя на улицу, мы натолкнулись на покупателя, что в сомнении смотрел на лавку.
— Так что там насчет холеры?
— Холеры нет. А купец испортился. Протух.
И мы пошли по улице. Решили прогуляться. Это полезно — гулять в зимний день по городу. Снежок, чисто, и дворники суетятся, убирают конские яблоки.
Савел Никодимович над нами посмеётся, вечером расскажет другим купцам про недотепу-бразильянца, который пугать пугает, а сделать ничего не может. Заклятие, подумать только.
А завтра он начнет пованивать. Вирусы размножатся, и потовые железы начнут продуцировать ви-фактор. А сальные — зи-фактор. Сначала немножко, а потом больше и больше. Через неделю запах будет стоять такой, что в лавку войти никто не сможет. И в доме ни супруга не подойдет, ни дети — вонища будет знатной. Как падаль на солнце смердит, так и он будет. Ни баня не поможет, ни обтирания одеколоном. То есть на минутку станет легче, но только на минутку. Одежда пропахнет, обстановка…
И приятели поймут, что заклятие, оно того… работает! И приказчики поймут, а через них весь простой люд.
И на улицу Сорокинскую никто с плохими намерениями не пойдёт.
Нетравматичное оружие. Гуманное. Разработано в две тысячи тридцать первом году. Запрещено в две тысячи сороковом.
А купец, что купец… Переменит дюжину докторов, поставит сотню свечей, потом придёт с повинной, и я его прощу.
Добрый я.
Добрый.
Глава 16
7 ноября 1836 года, суббота
Время иллюзий
По случаю отъезда Давыдова прощальный обед устроили в «Америке». Заказали всякого-разного у Палкина — вместе с обслугой! — и милости просим, господа приглашенные!
И они пришли, числом двенадцать. Лучшие из лучших. Избранные.
Как водится, звучали здравицы, шампанское лилось если не рекой, то ручейком, а потом общество разделилось на мобильные группки по интересам, перемещающиеся по залам, разглядывающие бизонов в прериях, аллигаторов в реках и кондоров в небесах.
Селифан, слегка загримированный, играл чардаши и польки в обличии Виннету в перьях. Аккордеон пришёлся ему по душе, и немало людей ходили в кофейню послушать вождя индейского племени. Да и сейчас господа литераторы спрашивали, привез ли я этого индейца из Бразилии, или выписал откуда-то ещё. Я отвечал, что откуда-то ещё, но откуда — не говорил. Коммерческая тайна! Другого такого в России не сыщешь!
— Хорошие у вас свечи, — завел научный разговор Греч. — Светят ровно, и не чувствуется никакой копоти.
— Её и нет, копоти, поскольку это не свечи, а гнилушки, приготовленные древним китайским способом для императорских дворцов.
— Как удачно! И, верно, большая выгода получается?
— Мне обошлись куда дороже свечей обыкновенных. Где мы, а где Китай.
Светильники-фонарики, в которых прятались свечи, находились высоко, и поди, проверь, гнилушки
— Китай — великая в прошлом держава, — согласился Греч. — Порох, бумага, компас, книгопечатание… Но сейчас он спит.
— И пусть спит. Не будите спящего китайца, дайте китайцу немного поспать. Кстати, в вашем репортаже о вчерашнем событии я нашел удивительное слово: паровоз.
— Да, я его придумал, — ответил Греч. — По-моему, недурно получилось. Локомотив — как-то длинно, паровая машина — еще длиннее.
— Отлично получилось, — согласился я. — На века. Учитывая, что скоро железные дороги станут обыденностью, каждый от мала до велика будет повторять ваше слово: паровоз.
— Вы думаете — скоро?
— Не завтра, и не послезавтра, но уверен, что вы, Николай Иванович, будете навещать Москву железным путем.
— Я видел вчера экипажи… Пока особой радости не внушают.
— Будут, будут экипажи — а лучше вагоны — комфортными и уютными, на любой достаток. С мягкими диванами, хочешь — книжку читай, хочешь — спи.
— Это, конечно, приятственно — помечтать.
— А вот вспомните мои слова, Николай Иванович, лет этак через двадцать. Вспомните и вздохнете — как молоды мы были…
Пушкин, прислушивавшийся к нашим словам, вступил в разговор:
— Вы полагаете, через двадцать лет Москву и Петербург свяжет железная дорога?
— Непременно свяжет, непременно! Ну, а дальше…
— Дальше?
— В Англии сейчас строят по триста верст железнодорожных путей в год, а ведь Англия — страна маленькая, перед Россией что мопс перед медведем. И потому одно дело — нынешняя дорога, царскосельская. Для неё можно и паровые машины, и экипажи, и всё остальное купить за деньги, в той же Англии, и быстрее выйдет, и дешевле. Я бы и сам, пожалуй, осилил такое предприятие — дорогу в тридцать вёрст. Но великой стране потребна великая индустрия, а это просто не делается. России требуются сто тысяч вёрст путей, а лучше бы все триста тысяч. Не просто путей, а с локомотивами, или, как удачно сказал господин Греч, с паровозами, с вагонами, с тысячами работников, и не простых работников, а механиков, водителей поездов, и прочая, и прочая, и прочая. Это огромное хозяйство. Нужны заводы для выделки рельсов, для постройки паровозов и вагонов, для производства деталей для сотен и тысяч мостов, от маленьких до гигантских, фабрики для устройства скамеек, диванов, печей — всего и не перечислить. Тут уже не о миллионах речь, а о сотнях миллионов, даже о миллиардах. В первом нумере «Телескопа» будет напечатана статья о проектах железной дороги между Москвой и Петербургом — написал её московский житель, а они, московские жители, считают свой город центром вселенной и ведут отсчёт от неё, от Москвы. Написана статья человеком знающим, инженером. Так вот инженер оценивает стоимость постройки этой железной в пятьдесят миллионов рублей серебром — по минимуму.
— Таких денег у вас нет? — не удержался Пушкин.
— Пятидесяти миллионов? Положим, сумма серьезная. Но дело не в величине.
— А в чём?
— Постройка и эксплуатация железной дороги — вопрос системный. Нужно будет привлечь труд десятков тысяч человек. А как это сделать, если мужики — чужая собственность? Далее: современное состояние законов Российской Империи не позволяют частному лицу владеть подобным объектом в полном объеме. Возможно, позже, но сейчас строительство железных дорог под силу только государству.