Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]
Шрифт:
Люди, стоящие у холмика свежезакопанной земли, подняли головы.
Драун испустил боевой клич. Рука одного человека дернулась к кобуре. И тут же на него налетел итрианин. Крылья его захлопали с такой силой, что воздух заклокотал. За два метра от земли Драун обратил свое падение в прыжок. Его правая рука занесла нож коротким полукругом, левая ударом ладони послала его вперед.
Голова землянина упала с плеч, ужасающе подпрыгивая. Тело покачалось, как будто в нерешительности, истекая кровью, потом рухнуло, как кукла, у которой сломались пружины.
— Хиа-а-а-ах! — выкрикнул Драун. — Адские крылья поразят вас перед моими товарищами по чосу!
Второй землянин отскочил назад, держа в руке оружие. Он выстрелил, и вспышка разрезала темноту.
„Прежде, чем они его тоже убьют…“ — у Табиты не было времени на размышление. Она была впереди всех. Безумный взгляд человека и дуло его оружия были нацелены на Драуна, чья ширококрылая тень не поднялась еще для второго захода. Табита налетела на землянина сзади, потащила вниз, крепко в него вцепившись.
Они споткнулись, пояс не мог поднять их обоих. Она почувствовала, как больно проехалась щекой по камням.
Землянин перестал сопротивляться. Табита склонилась над ним, забыв о собственной боли, и увидела, что он жив, хотя сейчас без сознания. Видимо, падая, он ударился виском. На его кудрявых черных волосах запеклась кровь. Но вот веки пилота дрогнули, и в глазах отразился звездный свет. Он был высоким, по авалонским стандартам, темнокожим. Люди с подобными хромосомами обычно вырастают под солнцем, более сильным, чем Лаура.
Итриане столпились поблизости, готовые броситься на врага. Табита вскочила. Держа пистолет наготове, она выдохнула:
— Нет! Назад! Хватит убийств! Он — мой!
Ферун из Миствуда отчитался в Грее, устроил все свои дела и попрощался со всеми, оставляя их на несколько дней.
Дэннелю Холму он сказал:
— Я рад, что ты, мой друг, стал Первым Марчварденом!
Губы его собеседника дрогнули:
— У тебя есть еще время, прежде чем…
Ферун покачал головой. Хохолок его безжизненно повис. Большая часть оставшихся перьев была тускло-белой. Он говорил едва слышным голосом, но его улыбка не изменилась:
— Нет, боюсь, что медики не смогут обеспечить регенерацию, когда заряд получила каждая клеточка. Жаль, что земляне не обстреляли нас ртутными парами, хотя ты посчитал бы это ужасным.
„Да, вы более терпимы к тяжелым металлам, чем люди, — подумал Холм. — Но зато хуже нас переносите жесткую радиацию.“
Ферун продолжал:
— Сейчас меня все время держат под действием наркотиков. Большей части тех, кто был со мной на корабле, уже нет. Но прежде чем я последую за ними, я должен передать тебе свои знания.
— Мне! — У Холма перехватило дыхание. — Мне, который убил тебя?
Лицо Феруна окаменело.
— Сойди с этого насеста, Дэннель Холм. Если бы я считал, что ты на самом деле виноват, я бы не оставил тебя на своем месте, а, может быть, даже и в живых. Оставь эти глупые мысли. Ты видел и мою историю болезни, и последний анализ крови, не так ли?
Холм опустился на колени, положил голову другу на грудь и почувствовал, каким острым стал теперь его киль, когда плоть вокруг него истаяла, как лихорадочно-горяча его кожа, как трудно бьется сердце.
Ферун поднял голову. Крылья обняли человека, и итрианин поцеловал его.
— Ты заставлял меня летать выше, — сказал Ферун. — Если не помешает война, окажи нам честь — прими участие в нашем ритуале. Прекрасных ветров навсегда!
Он вышел. Адъютант помог ему сесть в машину и повез на север, к лесам его чоса, где его ждала Марр.
— Позвольте представиться, я — Хуан Иесус Кайал-и-Паломарес из Нью-Мехико, командующий морскими силами Его императорского величества в настоящей кампании. Даю вам слово земного офицера, что луч плотный, управление автоматическое. Этот разговор будет записан, но не мониторизирован, а лента будет засекречена.
Двое, смотревшие на него с экрана, молчали. Тишина была такой, что Кайал ощущал присутствие окружавшего его со всех сторон металла, услышал пульс машин, почувствовал слабый химический запах нагнетаемого в вентиляторы воздуха.
Интересно, подумал он, какое я произвел на них впечатление? Но по выражению лица старого итрианина это невозможно было понять. Льзу? Да, Льзу, который, очевидно, представлял гражданскую власть.
Это существо сидело, подобно мрачной статуе. Живыми были лишь желтые глаза в глубоких складках.
Дэннель Холм был весь в движении: то брал в рот сигарету, то вынимал ее, то барабанил пальцами по крышке стола, левая его щека временами подергивалась. Он был измучен, небрит, мрачен, в нем не было и следа имперской аккуратности. Но не было и робости.
Именно Холм спросил наконец:
— Почему?
— Почему? — в удивлении ответил Кайал. — Почему я послал вам сигнал, предлагая конференцию? Для того, чтобы обсудить условия, конечно!
— Нет, зачем такая секретность? Не могу сказать, чтобы я был склонен верить вам — и в этом, и во всем другом!
Кайал почувствовал, что у него загорелись щеки. „Я должен быть сдержанным“.
— Как вам будет угодно, адмирал Холм! Тем не менее. Я не буду говорить о массовом убийстве людей с точки зрения морали. Не буду говорить о средствах, которые поглощает война. Я просто хочу избежать ненужных потерь — и, надеюсь, это вы понимаете. Вот почему мы избрали дальнюю орбиту вокруг Авалона и Морганы и не проявляем никаких агрессивных намерений с тех пор, как на прошлой неделе закончилась битва. Теперь, когда мы знаем свои возможности, я готов начать переговоры! И я надеюсь, что вы тоже хорошо подумаете. Меня не интересуют ни слава, ни огласка. Подобные встречи нужны только для того, чтобы достичь практических решений. Именно поэтому наши переговоры должны носить конфиденциальный характер. Надеюсь, что вы будете говорить так же откровенно, как намерен говорить я, зная, что на ваше слово можно положиться!