Война после войны
Шрифт:
Гауптштурмфюрер СС Карл Ценнер, их начальничек, так и не научился думать, а работать не умел никогда. Это же не пленные в его лагере, это сын Луиджи, а его почти четыре года «Рубик» тренировал. Этот «малыш» почти сто килограммов весит. Сто кг хорошо натренированной массы и тонна ярости, равномерно перемешанной с итальянским темпераментом. Вальзеру не повезло больше всех — труп, остальные «трёхсотые» и «языки».
Трое чудом выживших эсэсовцев пришли в себя далеко не сразу. Переломанные руки, ноги, рёбра, сломанная челюсть (не повезло Тираку), выбитые зубы у него же и отбитые первичные половые признаки у Лерха. Хорошо, что всё в порту произошло. У нас там и врач есть и тюрьма наша там, рядом, на втором складе в подвале.
Последующие четыре дня мы чистили свои структуры от наблюдателей Организации и отлавливали топтунов и боевиков в порту и в городе. Заполнили до отказа тюрьму в порту и базу за городом. На фазенде ребята, не заморачиваясь особо, выкопали четыре зиндана и загрузили в них тридцать девять человек.
Приличное количество «языков», ребята очень усиленно их трясут, выбивая показания, а в некоторых случаях накачивая оппонентов химией. Работают все группы, информация течет рекой. Если честно, я закопал бы этих эсесовских упырей живыми прямо в этих ямах, но пока не могу. Хотя, может, кого-нибудь и прикопаем по-тихому, как разговор пойдёт.
Разговаривать я собрался с группенфюрером СС Рихардом фон Готтербергом. За спиной этого эсэсовского палача кладбище размером с пяток Саласпилсов, по самым скромным моим подсчётам. Начинал ещё в двадцать восьмом году, потихонечку двигался по карьерной лестнице, возглавляя различные подразделения, а с началом войны руководил отдельными Зондеркомандами. Доверяли ему самую мерзость. Приказы выполнял дословно, уничтожая и стариков, и не родившихся младенцев.
В конце сорок третьего уже в звании оберфюрера СС во время передислокации Зондеркоманды 4Z, он нарвался на наши штурмовики и погиб. Через месяц выплыл уже под другим именем и в звании бригадефюрера принялся куролесить сначала во Франции и Голландии, затем в Дании и под самый занавес в Норвегии, где в конце войны пропал опять.
Этот паскудник так и числился бы погибшим, но ребята Малышева зацепили его на награждении, когда архивы перебирали. Вдруг откуда ни возьмись, появился свеженький бригадефюрер. Ему сразу вешают нехилую висюльку с мечами, а на фото в наградном отделе знакомый им персонаж, якобы погибший при бомбёжке. Так он в розыск и попал.
Глава 11
Зима в «Байресе» благословенное время. Это в России метут метели, трещит мороз и всё живое замирает до апреля, а то и до мая. Вспомнишь, вздрогнешь.
Третья декада декабря сорок седьмого года начиналась, как и первые две предыдущие. Ласковый бриз с моря, полуденная жара под тридцать и парное молоко океана на городских пляжах. Самое начало лета. Это вам не промёрзшие поля Подмосковья и замёрзшие озёра и реки Прибалтики сорок первого.
Уже спадала дневная жара, начинался душный летний безветренный вечер, а потом будет такая же душная южноамериканская ночь, с редкими фонарями на улицах и миллиардами звёзд над головой. Но даже здесь, почти в центре шумной Аргентинской столицы, на этих респектабельных улицах очень скоро прогуливаться станет весьма небезопасно. Хотя сам район в отличие от сверкающих всеми огнями центральных улиц здорово отличается от всех прочих своими обитателями.
Живут здесь в основном богатые и очень богатые европейцы. Хватает и прочих разных, но все заведения принадлежат переехавшим в этот Аргентинский город немцам, датчанам, бельгийцам, норвежцам, шведам, австрийцам. Если и проскакивает испанское имя, то в основном у крупных домовладельцев не пожелавших продать свою собственность и сдающих её приезжим. Были здесь и «мёртвые души», и подставные люди, и прочие формы слегка легальной собственности. Всё новое это хорошо забытое старое, а люди в этом времени значительнее изобретательнее своих будущих потомков.
И вот под редкими фонарями по неширокому тротуару небрежно, как бы прогуливаясь, шёл высокий мужчина средних лет. Светло-серый костюм-тройка в лёгкую почти незаметную полоску, в тон ботинки, галстук, белоснежная сорочка и шляпа. Всё по последней американской моде. Бриллиантовая заколка на галстуке, золотые швейцарские часы в массивном корпусе и элегантная трость с золотой рукоятью дополняли картину.
Казалось, что этот американский пижон заблудился в переплетении переулков столицы Аргентины. Казалось бы, если бы не трое итальянских громил, следующих за ним по пятам. Только от одного взгляда, брошенного на них случайными прохожими, обывателей бросало в дрожь, и они переходили на другую сторону улицы, поспешно уступая дорогу необычной процессии.
Наконец мужчина дошёл до неприметной, но массивной двери ночного заведения. Здесь не было аляповатой вывески и кричащей рекламы, но все местные обыватели знали, что это элитный частный ресторан. Посетители оного приезжали на дорогих машинах и такси, а иногда машины заезжали прямо в просторный двор, скрывающий своих посетителей не хуже тёмных аргентинских ночей.
Мужчина остановился перед дверью и негромко постучал тростью в дверь, без особенного, впрочем, успеха. Выждав пару мгновений, он постучал вновь, с таким же результатом, опять подождал, пожал плечами, как бы недоумевая, и отступил на шаг в сторону. То, что произошло потом ни внимательно наблюдавшие за бесплатным представлением обыватели, ни этот элитный клуб, ни даже эта древняя мостовая не видели никогда в жизни.
Один из мордоворотов, сопровождавших мужчину, сделав короткий шаг, обрушил на дверь мощный удар шипастого кастета, потом ещё один, ещё и ещё. Он бы вынес дверь или, скорее всего, разнёс бы её на куски, но послышался лязг засова и дверь распахнулась.
Услышав звук отодвигаемого засова, громила отступил на пару шагов назад. Открывший дверь мужчина выглядел не менее колоритно.
Двухметровый рост, длинные почти до колен руки с широкими лопатами ладоней, сжатыми сейчас в огромные кулаки. Массивные колонны ног со ступнями сорок седьмого размера обутыми в пошитые хорошим обувным мастером туфли. Жгуты мышц, перекатывающихся под тонкой тканью белоснежной сорочки с короткими рукавами. Но эта машина неумолимой и неотвратимой смерти не успела ни произнести, ни слова, ни что-то предпринять. Давешний франт, стоявший справа от двери, негромко, но иронично сказал по-немецки.
— О мой Бог! Какая встреча! Да не может этого быть! Это же Отто Крюгель он же штурмшарфюрер СС Артур Вернер, погибший в декабре сорок третьего года под бомбёжкой этих несносных русских штурмовиков. Собственной персоной.
Друг мой! Вы неплохо выглядите для покойника. — И тут же сменив тон с ироничного на жёсткий, добавил.
— Вернер доложите группенфюреру, что к нему Вальтер Рихтер. Без приглашения, разумеется. — Мужчина издевательски усмехнулся, но смутить охранника не удалось.