Война среди осени
Шрифт:
Он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка. Он наморщил лоб, и Лиат с трудом удержалась, чтобы не погладить его, как в детстве.
— Прости, — шепнул он. — Прости меня.
— За что? — спросила она тихо и строго, как будто причин было множество.
— За то, что я не лучше, чем я есть.
В очаге раздался хлопок, как будто огонь соглашался с Найитом. Лиат взяла сына за руку. Они долго молчали.
— Что касается жены, мне все равно, как ты решишь поступить, Найит-кя, — наконец сказала Лиат. — Если ты ее не любишь или не доверяешь, разойдитесь. Как сочтешь нужным. Люди
— Маати-тя именно так и поступил.
— Нет, — сказала Лиат, чуть заметно пожала ему руку и отпустила ее. — Это мы его бросили.
Найит медленно повернулся к ней и сложил руки в немом жесте вопроса, будто слова прозвучали слишком резко.
— Я ушла от него, — повторила Лиат. — Забрала тебя и ушла.
В глазах Найита промелькнул ужас. Он помрачнел. Замер, неподвижный, как изваяние. Как человек, собравший всю волю в кулак, чтобы остаться спокойным.
— Почему? — спросил он в тихом отчаянии.
— Малыш, это все так давно случилось. Я тогда была другой, — ответила она, зная, что такого объяснения недостаточно. — Маати принадлежал нам только наполовину. Я заботилась и о нем, и о тебе, а обо мне позаботиться было некому.
— Без него лучше стало?
— Сначала я думала, что будет лучше. Решила, что буду меньше страдать. А потом, когда гнева поубавилось, убедила себя, что все сделала правильно, только чтобы не признавать ошибку.
Открытие потрясло Найита, хоть он и старался это скрыть. Лиат все заметила. Она слишком хорошо его знала.
— Мы жили без него, милый. Но он тебя никогда не бросал.
«А часть меня всегда была с ним, — подумала она. — Как бы все вышло, если бы я осталась? Где бы мы все оказались теперь? В предместьях селения дая-кво? Или здесь, в комнатах за библиотекой?»
Милая картина, мечта. Но если бы все так и вышло, кто раскрыл бы замыслы гальтов и пропажу поэта? Кто отправился бы в Нантани? Тогда не родился бы маленький Тай, и Лиат никогда не вернулась бы к Амат Кяан. Кто-то другой сидел бы у смертного ложа старой женщины. Кто-то другой — или никто. Лиат никогда не возглавила бы Дом Кяан. Никогда не доказала бы себе и всем остальным, что умна и на многое способна.
Различия были слишком велики, чтобы судить, хороши они или плохи. Жизнь сложилась так, а не иначе. Доброе и худое переплелись, теперь делить их не имело смысла. И все же Лиат не могла сказать, что ни о чем не жалеет.
— Маати любит тебя, — ласково сказала она. — Тебе надо с ним встретиться. Я больше не буду мешать. Но для начала пойди, утешь свою гостью.
Найит кивнул, а мгновение спустя улыбнулся. У него была та же чудесная улыбка, которую она видела еще девочкой, на других губах. Найиту не составит труда очаровать девушку, сказать ей что-то милое и смешное, и все обиды мигом забудутся. Он сын своего отца, хая Мати. Старший сын, обреченный на братоубийственную войну, которая заливала города кровью вот уже много поколений. Лиат не знала, как далеко зайдет Ота, чтобы этого избежать. Чтобы спасти своего ребенка от ее умыслов. Разговор неотвратимо приближался. Наверное, лучше было не ждать, пока хай с ней встретится, а самой придти к нему. Выбрать правильное время.
Найит
— Я просто устала. Думала, отосплюсь одна в своей постели, а все никак не попаду в нее. Я уже стара, чтобы засыпать в объятиях любовников. Они ворочаются, храпят и не дают всю ночь глаз сомкнуть.
— Да, это точно, — согласился Найит. — Но потом привыкаешь, правда? Если долго жить вместе, привыкаешь и даже не просыпаешься.
— Не знаю, не пробовала.
— Что ж, какая мать, такой и сын. — Найит встал, чмокнул ее в макушку и ушел в темные покои.
Какая мать, такой и сын.
Лиат поплотнее запахнулась в халат и придвинулась к огню, будто ей вдруг стало холодно.
7
Ювелир оказался низеньким и толстым. Похоже, он и в самом деле чувствовал себя неловко. Это делало ему честь. Ота подумал, какой смелостью нужно было обладать, чтобы явиться с таким делом к самому хаю. Сколько других торговцев на месте этого человека предпочли бы отвернуться и сделать вид, что ничего не заметили! Ведь каждый знал, что без потерь в их ремесле не обойтись. К тому же воришкой оказалась хайская дочь…
Разговор отнял всего пол-ладони, но Оте показалось, что он тянулся целый день. Наконец хай поблагодарил ювелира, приказал выплатить ему деньги, и стал терпеливо ждать, пока не удалятся придворные и слуги. В зале остались лишь служители тела, шестеро утхайемцев, посвятивших жизни тому, чтобы подносить хаю сухарики или чашу воды с лимонным соком.
— Разыщите Эю и приведите ее в синий зал. Делайте что угодно, хоть под стражу берите, но она должна придти.
— Под стражу? — изумился старший слуга.
— Нет, нет, не надо стражи. Просто приведите ее. Проследите, чтобы она пришла.
— Хорошо, высочайший. — Слуга изобразил позу повиновения.
Не удостоив того ответом, хай быстрым шагом вышел из покоев. Он, как ветер, пронесся по залам дворца. Зря шуршал бумагами Господин вестей, зря придворные и слуги кланялись, изображая почтение. Ота не обратил на них никакого внимания. Ему была нужна Киян.
Он нашел жену на больших кухнях. Она стояла рядом с главной поварихой, держа в руках ощипанную курицу. Поварихе было никак не менее шестидесяти зим. Увидев хая, старуха, которая служила его отцу и деду, изменилась в лице. Ота запоздало спохватился, вспомнив, что раньше хаи Мати едва ли снисходили до посещения кухонь, неважно, больших или малых.
— Что стряслось? — поинтересовалась Киян вместо приветствия.
— Не здесь.
Она кивнула, отдала птичью тушку старухе и последовала за мужем в их комнаты. Ота, как мог спокойно, пересказал ей, что произошло. Эя и две ее подружки — Талит Радаани и Сёйен Пак — побывали в лавке ювелира, что в квартале мастеров золотых дел. Эя стащила брошку с изумрудами и жемчугом. Ювелир и его сын это видели и явились ко двору просить плату.
— Он вел себя очень вежливо, — сказал Ота. — Назвал все недоразумением. Эя-тя, дескать, по своей девичьей рассеянности забыла заплатить. Он извинился, что отвлекает меня от дел, объяснил, что просто не знает, к кому обратиться и прочее, и прочее. Боги!