Война среди осени
Шрифт:
— Знаю, но мне проще об этом не вспоминать. Вот когда спасем дая-кво и победим гальтов, тогда и подумаю. Сейчас — не поможет, — сказал Ота и направился в спальню, к постели, которую они делили много лет и разделят по крайней мере еще одну ночь.
Когда он проходил мимо, Киян погладила его по щеке, и Ота повернулся, чтобы поцеловать ее пальцы. Ее глаза уже высохли; его тоже.
12
— У него такое задание, а я дал ему мало войска! — покачал головой Баласар, шагая мимо людей, лошадей и повозок. Юстин пожал плечами.
Армия снималась с лагеря. Воины сворачивали
— Коул — опытный боец, — заметил Юстин. — Кто, как не он, с этим справится?
— Шесть городов. Ему надо захватить целых шесть. Это много. А у него лишь горстка людей по сравнению с нами.
— Мы еще успеем ему помочь, как только здесь разберемся. К тому же один из его городов — даже не город, а всего лишь знаменитая деревня. А Чабури-Тан наверняка сгорел, когда мы еще не вышли из Арена. Выходит, всего четыре с половиной осталось.
Юстин рассуждал здраво. Люди Коула скрывались на острове, в городе, на кораблях, которые стояли на якоре в прибрежных водах. Они ждали сигнала, который сказал бы им, что андатов больше нечего бояться. Под началом Коула было около шести тысяч человек, и сейчас они уже спешили морем в Ялакет. Там, на складах гальтских торговцев, ждал еще один отряд. Вместе им предстояло отправиться вверх по реке в самое сердце Хайема, уничтожить селение дая-кво и предать огню библиотеки. Конечно, в других городах тоже остались книги и свитки, но только там, в горных чертогах, лежали величайшие тайны павшей Империи. Чтобы уничтожить древние рукописи, покончить с теми, кто проник в их тайную суть, Баласар и начал войну. А получилось, он даже не сможет при этом присутствовать.
— Южные легионы готовы, генерал, — сказал Юстин. — Восемь тысяч на Сёсейн-Тан, Лати и Сарайкет. Я поведу две тысячи. На Патай и эту школу в чистом поле хватит. А у вас тогда останется половина войска на города вдоль по реке — Удун, Утани, Тан-Садар.
Баласару хотелось отправить с Юстином побольше людей. Так случалось всегда, когда ему приходилось делить воинов. Он сам готов был мириться с нехваткой сил, чтобы только его командирам ничего не угрожало. Патай был вполовину меньше Нантани, но ведь и Юстин брал с собой только десятую часть войска. Вряд ли вести о нападении гальтов достигли Патая так быстро, что хай успел нанять в Западных землях отряд каких-нибудь легконогих наемников, однако чего не бывает. Если что-то пойдет не так, две тысячи воинов здорово поправили бы дело.
Однако Баласару и самому предстоял долгий путь из Нантани в Удун. Скоро они пойдут через долины, где нет хороших дорог, а значит — паровые телеги там не пройдут, их придется тащить. На колдобинах и ухабах котлы, как обычно, будут взрываться. Переход затянется. Удун, Утани и Тан-Садар получат на подготовку больше времени, чем остальные, и захватить их будет сложнее всего. Ему предстояло сделать самую тяжелую работу. Но и Коулу досталось дело не из легких. Пять тысяч воинов на шесть городов. На пять. То есть четыре с половиной.
— Мы поспеем туда вовремя, генерал. Как раз чтобы ему помочь, — сказал Юстин, прочитав мысли Баласара по лицу. — Это же Хайем. Тут нет ни одного войска. Коул, скорее, о собственное копье споткнется, чем встретит противника, который стоит хотя бы одного чиха.
Баласар рассмеялся. Два воина, собиравшие шатер, подняли головы, увидели генерала и Юстина и широко заулыбались.
— Это на меня похоже, — признался Баласар. — Падение Нантани войдет в историю. Сокровищ нам хватит, чтобы всю жизнь пировать на золоте и кутить в наилучшем доме утех, а я все не рад.
— У вас всегда так. Чем ближе успех, тем больше тревоги.
Они дошли до развилки, где немощеная дорога ветвилась надвое. Один путь вел на запад, а другой — на север. Баласар протянул руку Юстину, тот ее пожал. На миг они перестали быть генералом и командиром и превратились просто в друзей, которые сговорились освободить мир. Баласар почувствовал, как отступает тревога. Он улыбнулся, и улыбка, словно в зеркале, отразилась на лице товарища.
— Прежде чем пожелтеют листья, встретимся в Тан-Садаре, — сказал Баласар. — Там посмотрим, надо ли помогать Коулу или пора домой поворачивать.
— Я приду, генерал. Даю слово. А вы, сделайте милость, приглядывайте одним глазом за Аютани.
— Как второй освободится, буду в оба смотреть, — пообещал Баласар, и они расстались.
По грязи и редкой травке Баласар направился к началу первого легиона. Конюх ждал его с поводьями в руках. Новый конь довольно пощипывал сорняки на обочине дороги. Рядом стоял другой. Всадник, сидевший на нем, задумчиво переводил взгляд с воинов на зеленые волны холмов и далекую линию горизонта за ними.
— Почтенный Аютани, — окликнул Баласар; человек обернулся и отдал ему честь. — Вы готовы?
— Жду ваших приказаний, генерал.
Баласар вскочил в седло и взял у конюха поводья.
— Тогда в путь! Нам предстоит закончить войну.
Пришлось отдать несколько медных полосок, чтобы уговорить стражей снять с крючьев цепи и поднять площадку наверх, но Лиат было все равно. В животе тугим клубком свернулся ужас, и такие мелочи, как деньги, сейчас казались ей просто ничтожными. Деньги, или хлеб, или сон. Она стояла у распахнутых небесных дверей и смотрела на юго-восток, туда, где отряд Мати медленно плыл через луга, поросшие высокой травой. Издали он казался длинным штрихом на зеленом поле. Лиат уже не могла различить ни отдельных повозок, ни всадников, так же, как не могла взмахнуть руками и полететь. И все-таки она по-прежнему вглядывалась в даль, ведь где-то там, в этой темной цепочке ехал ее родной сын.
Он рассказал ей лишь тогда, когда все было решено. Найит пришел в покои, которые выделил ей Ота. В тот момент Лиат размышляла о том, каково это — поселить в доме бывшую любовницу. Хозяин торгового дома или лавочник не избежал бы сплетен. Даже утхайемец был бы вынужден давать объяснения, но хай стоял выше этого. Она не раз задавала себе вопрос, как относится к ее присутствию Киян-тя.
Когда Найит постучал в дверь и вошел, по лицу сына она сразу поняла: что-то случилось. Его глаза сияли ярче свечей. На губах играла чарующая улыбка, из тех, которыми он вооружался, когда знал, что мать будет его бранить. Сперва она решила, что он сделал предложение какой-то девушке. Лиат изобразила позу вопроса.