Война среди осени
Шрифт:
Он быстрым шагом пронесся по дворцам, не обращая внимания на позы глубокого почтения, которые распускались повсюду, словно цветы. Ему не хватало времени на ритуалы и церемонии. Не хватало времени на традиции, которые он собрался защищать, рискуя жизнью. Он не знал, хорошо это или плохо. Шагая через две ступеньки, Ота поднялся по мраморной лестнице из нижнего дворца в свои покои. Киян там не было. Он прошелся по комнатам, перебрал бумаги на широком столе, который поставили здесь по его приказу. Карты, исторические хроники, списки с именами. Количество людей
Он не помнил, когда взял карту, которую держал в руках. Взгляд пробежался по всем путям и тропам, которыми смог бы проехать отряд: он сам и люди, которых Маати назвал сбродом. Не в первый раз Ота пожалел, что в городе нет Синдзи. Взгляд опытного воина сейчас пришелся бы очень кстати. В ратном деле Ота был новичком, и чувствовал, что для новичка это дело гиблое. Отложив карту, он взял списки с именами и принялся изучать их так, будто в них скрывалась тайнопись. Он даже не заметил, как в покой вошли Киян и Эя. Просто поднял взгляд, а они уже были здесь.
Его жена держалась тихо и сдержанно, и все-таки он заметил, что губы у нее плотно сжаты, а подбородок словно бы окаменел. Седины в ее волосах стало больше, чем он себе представлял, когда о ней думал. И лицо стало как будто старше. На мгновение Ота очутился в Удуне, на постоялом дворе, который достался ей в наследство. Он сидел в трактире, слушал, как неуклюжая флейта наигрывает старинные, всем знакомые напевы, и размышлял, случайно ли красивая женщина с лицом, как у лисички, тронула его за руку, наливая вино. Из таких мелочей складывалась жизнь. Должно быть, что-то мелькнуло в его глазах, потому что лицо Киян смягчилось, а щеки порозовели. Эя повалилась на кушетку. Ота заметил, что с пальцев девочки пропали все перстни, а одета она скорее как дочь торговца, чем наследница хая.
— Ты прямо с ног валишься, Эя-кя, — заметил он и повернулся к жене. — Чем она занимается? Таскает камни на башню? И где ее украшения?
— Лекари не носят украшений, — ответила Эя так, будто он сморозил какую-то глупость. — Если кровь под оправу попадет, потом не вымоешь.
— Она весь день там провела, — сказала Киян.
— Сегодня привезли мальчика с раздробленной рукой, — объяснила Эя, не открывая глаз. — Вся рука в крови, кожа — лоскутами висит. Только в лавке мясника такое встретишь. Даже кости пальцев было видно. Дорин-тя обмыл руку и перебинтовал ее. Дня через два посмотрим, стоит ли резать.
— Посмотрим? — переспросил Ота. — Они что, с тобой советуются?
Он заметил, как темные глаза дочери блеснули в щелочках под прикрытыми веками.
— Дорин-тя скажет мне, что думает, и тогда мы будем знать, что делать.
— Она очень им помогла, — сказала Киян. — Няньки отсылают ее прочь, она возвращается. Они пытаются объяснить, что ей там находиться не подобает, но лекарям льстит ее внимание.
— Мне там нравится, — сонно пробормотала Эя. — Не хочу бросать. Хочу помогать им.
— И не нужно бросать, — сказал Ота. — Я с ними поговорю.
— Спасибо, папа-кя. — Эя зевнула.
— Быстро в постель, — сказала Киян, потрепав ее по колену. — Ты уже почти спишь.
Эя нахмурилась и заворчала, но все-таки поднялась. Она подплелась к Оте — настоящая усталость пополам с притворным изнеможением, — обвила его шею. Волосы у нее пахли уксусом, которым лекари протирают столы из черного сланца. Он обнял ее, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. Его дочь, его маленькая девочка. Завтра он с ней встретится, а потом уедет одним богам известно в какую даль.
«Но у меня еще есть завтра, — сказал он себе. — Завтра я увижу ее. Это не последний раз. Еще не последний». Он поцеловал девочку в лоб и отпустил ее.
Эя прижалась к матери, получила еще одну порцию объятий и поцелуев, а затем ушла. Когда они остались одни, Киян тихонько высвободила листок из его пальцев и положила его на стол.
— Кажется, наказания не вышло, — заметил Ота. — Мы с тобой растим целительницу.
— Зато она видит, что приносит пользу. — Киян потянула его за руку, и они сели на кушетку. — Ей, конечно же, хочется самостоятельности. И она не воротит нос от работы, надо отдать ей должное.
— Надеюсь, этого ей хватит. У нее сильный характер. Боюсь, она не остановится, если даже он заведет ее на край пропасти.
Он знал, что Киян понимает скрытый смысл его слов: надеюсь, мы еще будем рядом, чтобы ее уберечь.
— Мы очень постараемся, любовь моя.
— Я вспомнил про Идаан.
Киян взяла его за руку.
— Эя — не твоя сестра. Она никогда не сделает того, что натворила Идаан. Но самое главное, что ты — не твой отец.
На него хлынули воспоминания: отец, которого он видел лишь однажды, сестра, которая подстроила убийство старика. Его семью уничтожили ненависть, насилие и жажда власти. Не удивительно, что теперь он видел их повсюду. Ота поднес руку жены к губам и вздохнул.
— Мне нужно к Данату. Я еще не заглядывал к нему. Пойдешь со мной?
— Он давно спит, милый. Мы с Эей зашли к нему по дороге сюда. Он не проснется до утра. А тебе придется найти для него другие истории. Все, что ты у него оставил, он сам прочитал. Если так пойдет и дальше, у нас ученый вырастет.
Ота кивнул и мысленно отмахнулся от упреков совести: услышав, что Данат спит, он почувствовал облегчение. Одной заботой стало меньше, пусть она была важнее всех прочих. К тому же у него остался день. По крайней мере, еще один.
— Как он?
— Цвет лица уже лучше. Правда, пока слаб. Жар прошел. По-прежнему кашляет. Не знаю, как будет дальше. И никто не знает.
— Он выдержит путешествие?
Киян развернулась к нему. Взгляд забегал по его лицу, как будто Ота был книгой, которую она пыталась прочитать. Руки замерли в позе вопроса.