Война среди осени
Шрифт:
Рядом с растущей горой трофеев Синдзя увидел шатер. Стены из холста хлопали на ветру, вверху колыхались знамена с Великим Древом и гербом Джайса. Синдзя и воины, которых послал за ним Баласар, направились к нему. У причалов покачивались корабли, готовые принять на борт все, что когда-то принадлежало Нантани, а теперь стало добычей Гальта. Баласар стоял у стола и разговаривал о чем-то с писцом, склонившимся над толстой учетной книгой. Генерал так и не снял доспех — стеганку из вышитого шелка толщиной в три пальца. Синдзя видел такие раньше. Доспех выдерживал удар копья или меча, однако владельцу приходилось таскать на себе половину собственного веса. И все же, когда Баласар заметил воинов и шагнул к ним навстречу, в его движениях не чувствовалось ни капли усталости.
— Почтенный Аютани, — сказал он, пожимая руку Синдзе, — пойдемте, я хочу с вами поговорить.
Синдзя изобразил позу стражника, который приветствует своего командира — не совсем подходящую, но достаточно простую, чтобы гальт понял ее смысл. Они подошли к низкому столику, где стояли открытая бутыль вина и пиалы из белоснежного тончайшего фарфора. Баласар отпустил слугу и сам разлил вино. Приняв чашу из рук генерала, Синдзя сел напротив него.
— Неплохо поработали, — заметил он, махнув свободной рукой в сторону города. — Умело спланировали, быстро управились.
Баласар поднял глаза, как будто впервые заметил улицы и склады. Уголки его губ тронула мимолетная улыбка. Вино было крепкое и избавило Синдзю от неприятного привкуса во рту.
— Да, у моих людей есть опыт, — согласился он. — Вашим, правда, пришлось труднее.
— Они все целы. Не припомню, чтобы когда-нибудь во время приступа у меня в отряде обошлось без потерь.
— Эта другая война, — ответил Баласар, и тут в глубине его светлых глаз мелькнуло что-то подозрительное. Генерал нервничал, хотя и напустил на себя беспечный вид.
Синдзя не преминул отметить эту любопытную перемену и решил держаться поосторожней.
— Я только хотел узнать, как они.
— Кто-то на них пожаловался?
— Вовсе нет. Их очень хвалят. Но ведь эта война совсем не похожа на то, чего они ждали.
— Вы правы. Они не думали, что приведется насиловать женщин, которые так похожи на их сестер, — кивнул Синдзя. — Правду сказать, я жду, что мы нескольких потеряем. Не знаю, как в Гальте, но у нас, как выведешь в первый поход отряд желторотиков, обязательно кто-то пропадет.
— Опыта маловато, — согласился Баласар.
— Я не о том, генерал. Что правда, то правда, враг всегда кого-нибудь срежет. Но я про другое. Всегда есть такие, у которых в голове туман от побасенок про героев. Сражения, почести, слава и прочая дребедень. И вот, когда они первый раз попадают в серьезную заваруху, у них открываются глазки. Половина этих молокососов только вчера свет увидела. Найдутся такие, кто поразмыслит хорошенько, да и уберется подобру-поздорову.
— И как же вы собираетесь с этим бороться?
— Отпущу на все четыре, — пожал плечами Синдзя. — Пускай бегут. Настоящего сражения мы пока не видели, но все еще впереди. И тогда пусть у меня лучше будет двадцать бойцов, чем тридцать трусов, которые только и ждут повода показать пятки.
Генерал нахмурил брови, но все же кивнул. С волнолома сорвалась шумная орава чаек. Перекрикивая прибой, птицы сделали круг над кораблями и снова опустились на старое место.
— Конечно, с вашего разрешения, генерал, — добавил Синдзя.
— Я не против, — ответил Баласар, глянув на него исподлобья. — Ступайте к ним и скажите, что я никогда не поднимаю оружия на своих. Но когда они оставят меня и мое войско, своими они уже не будут. Когда снова попадутся мне на глаза, путь не ждут пощады.
Синдзя поскреб щетинистый подбородок и мысленно улыбнулся.
— Прослежу, чтобы до них дошло, генерал. Может, на кого и подействует. Но если вы кого-то подозреваете, считаете, кто-то настроен против, лучше уж сразу их прикончить. В таком деле, как ваше, предателям не место.
Баласар кивнул и откинулся на спинку кресла.
— Похоже, мы друг друга поняли.
— Давайте начистоту, — сказал Синдзя, развел руками, открыв ладони, а затем положил их на стол. — Я наемник. Судя по этим горам шелков и сундукам из кедра, у вас есть чем мне заплатить. Если я дал повод считать, что между нами не все гладко, лучше выясним прямо сейчас.
Баласар усмехнулся. Улыбка вышла теплая: хороший знак.
— Вы хоть когда-нибудь говорите намеками?
— Если мне за это платят. У меня был случай, когда один человек, нанявший меня, решил, что мне очень пойдет дыра в животе. Не хочу снова доводить до этого. Вы меня в чем-то подозреваете?
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Да, — сказал Баласар, — подозреваю. Но вы не сделали ничего такого, за что вас хотелось бы повесить. По крайней мере, пока что. Поэт. Перед смертью он назвал вас, как близкого друга — Синдзя-кя.
— Жертвы часто обольщаются насчет родства с палачом, — ответил Синдзя, и у гальта хватило благородства, чтобы покраснеть. — Я понимаю ваше положение, генерал. Я долго жил в Хайеме. Вы моего прошлого не знаете, а если бы и знали, это бы вам не помогло. Я нарушал договоры, врать не стану. Но мне бы очень хотелось, чтобы мы относились друг к другу с должным профессиональным уважением.
Баласар вздохнул.
— Вы меня пристыдили.
— Не стану этим хвастать, если пообещаете, что не казните меня без особой нужды.
— Договорились. Ну, а ваши люди? Учтите, я сказал, что думал.
— Постараюсь им втолковать, — ответил Синдзя, сложил руки в жесте почтительного прощания и зашагал прочь, надеясь, что походка не выдаст слабости в коленях.
Не то чтобы его могли обвинить в толике здорового страха, но все же о гордости забывать не стоило. К тому же Синдзя готов был поклясться, что за ним кто-то следит. А потому он спокойно, никуда не сворачивая, шел по улицам мимо горящих домов и рыдающих жителей, пока не добрался до окраины города, где стоял его лагерь. Не у всех бандитов и вольных воинов Мати хватило духа грабить Нантани. Возле шатров собрались почти все, но Синдзя решил отложить разговор до позднего вечера.