Война Сталина, или Тайны, мифы и трагедия Великой Отечественной. Книга первая
Шрифт:
На самом же деле сей Манифест оканчивается крайне важным пунктом под номером 19, но о нём мы расскажем позже. А пока что отметим контраст. В победной речи Жукова одни лозунги, выводы и призывы, здесь же-практические дела и забота о народе. И очередная констатация факта о том, насколько же глубокими были различия в мировоззрении России императорской и советской. И её руководителей: Помазанника Божия Императора Российской империи Александра Первого, прозванного в народе «Благословенным». И секретаря партии, Председателя Правительства, генералиссимуса Сталина. Никак не прозванного народом, а самому себе присвоившего титул «Великого вождя и гениального полководца», а ещё «хозяина», как его величали бюрократы «ближнего круга».
Кроме льгот и послаблений внимательный читатель, безусловно, остановил взгляд на пункте 7–1 Манифеста, которым император объявляет о необходимости проведения новой переписи населения. Что логично, ведь война шла три года и знать количество подданных после неё крайне важно. Конечно,
Глава вторая
О странностях послевоенной советской идеологии. О том, как Сталин повелел забыть войну. Про то, как писалась сталинская летопись войны. Как репрессировали память и нового министра обороны назначали. О забытом Дне Победы. О том, как сжигали «музей терроризма» в Ленинграде. Как герои труда стали важнее героев войны, а фронтовики снимали ордена. О моей личной войне. Про то, как Сталин фильмы о войне снимал. О мифологии по-Сталински: от «Сталинграда» до «Падения Берлина» и дураков-немцев.
Однако немедленно после окончания войны сам Сталин-вопреки всем поздним измышлениям-отнюдь не собирается «ковать» военный миф. Именно по его желанию и повелению начинаются странности и неувязки, касающиеся первых послевоенных лет. На первый-и логичный-взгляд, Великая Победа должна была стать для «Вождя всех народов» символом его гения-при условии скрытия реальной цифры потерь, а оно выполнялось неукоснительно-на последующие годы. Мощным идейным пьедесталом. Однако… Не стала. Не стала в первую очередь по причине того, что сам вождь пьедестал-«памятник» самому себе не стал надстраивать, укреплять и украшать. В смысле он его, конечно, построил и стоял на нём, однако возносить его выше не стремился.
Странно? Ещё как! Скромностью-то вождь не страдал и проявлял её, как мы выше убедились, только чтобы подчеркнуть своё величие. И мы скоро поймём, что это только видимость: о себе Сталин не забудет и народу вскоре напомнит. Только вот самому народу в первые два-три послевоенных года теперь надо думать не о войне. Точнее, о правде прошедшей войны думать народу не нужно. Сталин немедленно объявляет, что настала пора восстанавливать хозяйство и теперь в почёте должны быть герои труда, а не войны. Даже сам он больше никогда не наденет мундир генералиссимуса, а также медаль Героя Советского Союза, но будет нарочито носить лишь звезду Героя Соцтруда. Невзирая на победу, пора про войну забывать-вот главный «посыл» вождя. Слишком явные ошибки допущены, слишком много погибших. Как ни объявляй и не уменьшай потери, но истинные масштабы бедствия, какого не знала ни одна страна мира ни до, ни после этой войны Сталину известны. Глубоко копаться в причинах провалов первых двух лет опасно. Да еще и солдаты-победители на что-то там надеются. На изменения в жизни, на некую свободу. Этот пассионарный взлёт народа-победителя нужно было срочно останавливать и вновь запрягать в сталинское ярмо. Титаническими усилиями присвоив себе лидирующую роль в достижении Победы, Сталин не хочет ворошить свежее прошлое.
Для этого ему всё так же необходима единоличная власть и полный контроль за ставшей могучей армией. Нужен его личный непререкаемый авторитет. Другими словами, плавный переход от военной диктатуры обратно к тирании, ведь чрезвычайный орган власти Государственный комитет обороны, так же как и Ставка Верховного главнокомандующего, после войны логично прекращают своё существование. И Сталин этот переход спокойно и плавно осуществляет. Только в 1947 году он освобождает самого себя от должности Министра обороны, на которую назначается… Кто же? Один из героев-маршалов? Жуков, Рокоссовский? Или хотя бы Василевский, Малиновский? Конев, наконец?
Что же до «вояк», то с ними «на войне как на войне» и после войны. «Победителей можно и нужно судить…» – заявляет Сталин в своей речи 9 февраля 1946 года на выборах избирателей Сталинского округа в Москве. Ну, а раз можно и нужно, так пора судить. Некоторые генералы-победители и даже маршалы, такие как Кулик и Гордов снова посажены, а позже расстреляны. Поставлены к стенке и многие генералы, вернувшиеся из концлагерей. Как предатели Власов и Бессонов, так и не запятнавшие себя сотрудничеством с врагом, но заочно осуждённые Сталиным ещё в 1941 году Кириллов и Понеделин. «Маршал Победы» Жуков «опущен по трофейному барахлу» и сослан во второстепенный военный округ. Маршал Тимошенко отправлен командовать Южно-Уральским, а затем Белорусским военным округом и в столице не появится до 1960 года. Личный консультант Сталина и последний Начальник генштаба в годы войны генерал армии Антонов также выставлен из Москвы и будет служить в Закавказье. Рокоссовский отправлен в Польшу. Нарком флота Кузнецов и ещё три адмирала ошельмованы и отданы под «суд чести». По итогам которого сам адмирал флота хотя бы не отправлен в лагеря, а вот остальные получили «десяточку» за шпионаж и этот, как его, «космополитизм». Отменив в 1947 году смертную казнь, в 1950-м Сталин-конечно же, «по просьбам трудящихся» – её вновь восстанавливает. К этому времени более 5 миллионов заключённых сидят по тюрьмам и лагерям. Многочисленные инвалиды выдворены из столиц. Им предписано умирать в разрушенном Валаамском монастыре, к примеру. Про жертв блокады и погибших в концлагерях «предателях» полагается вообще забыть. Война вот только была и вот ее уже нету.
Сказано-сделано. Для тех, кто живет сегодня, всё это звучит дико и странно. Но так было и это тоже фантастические, но факты. Многие сегодня вообще не знают, иные не верят, а иные не хотят ни знать, ни верить в то, что после 1945 года не только масштабные, а вообще любые празднования дня Победы прекращаются. 9-е мая уже через два года становится… обычным рабочим днем. Даже не праздничным. Никаких парадов при Сталине, да и вообще в стране не было вплоть до 1965 года. Празднования в послевоенные годы начинались передовицами газет и заканчивались салютом в столицах республик. Даже фронтовые песни были под негласным запретом!
Примеров тому, как Сталин стремился поскорее забыть войну и искоренить даже память о том, какой ценой далась победа и сколько страданий война принесла гражданам страны – великое множество. Репрессировалась правда и память. Приведу лишь один. Вопиющий и по своей омерзительности не имеющий себе равных в веках. В сорок третьем году, когда прорвали-но далеко не сняли-блокаду Ленинграда, в городе было принято решение о создании «Музея обороны Ленинграда», к концу войны превратившегося в «Музей обороны и блокады». Уже в ходе войны музей стал пополняться трофейной техникой и оружием, уникальными свидетельствами блокадников-в том числе и знаменитым «Дневником Тани Савичевой»-да и не одна она записывала свои страшные голодные воспоминания-картинами, макетами и иными экспонатами. К 1945 году эпический музей занимал тридцать семь залов Соляного городка и стал настоящим культовым местом для ленинградцев. Сюда возили почётных гостей, в том числе генерала Эйзенхауэра, на которого увиденное произвело неизгладимое впечатление. Директором музея был светлый и мужественный человек Лев Раков, кавалер двух орденов «Отечественной войны», ушедший на фронт добровольцем в сорок первом году прямо из Эрмитажа, где работал до войны.
Однако в 1949 году в рамках так называемого «Ленинградского дела», в ходе которого были репрессированы около двухсот человек, в том числе бывшие руководители города Попков, принимавший решение об учреждении музея, Кузнецов, Вознесенский и другие, обратили внимание и на музей. С его слишком правдивой и наглядной экспозицией. Со страшными фотографиями первой блокадной зимы. Верный-до поры-соратник Сталина Маленков обошёл экспозицию и сделал соответствующие выводы. В итоге музею в лице Ракова предъявили-ни много ни мало-обвинение в «подготовке к теракту на товарища Сталина». Начался разгром экспозиции, сопровождавшийся вывозом оружия и техники, сжиганием картин, панорам, макетов и уникальных документов прямо во внутреннем дворе музея. К пятьдесят третьему году музей просто перестал существовать. Ракова же арестовали и приговорили к… смертной казни. Пытки и допросы во Владимирском централе шли с редкими перерывами. Его спасло то, что в день-день в день-с подписанием окончательного акта о закрытии музея умер Сталин. Приговор заменили двадцатью пятью годами, а потом Ракова оправдали, но четыре года в тюрьме он провёл. Музей же стали воссоздавать только в 1989 году, однако сегодня экспозиция занимает лишь один зал из тридцати семи, бывших когда-то. Вот так сжигали правду о войне. Так репрессировали память о блокаде.