Война Сталина, или Тайны, мифы и трагедия Великой Отечественной. Книга первая
Шрифт:
На этом гонения на саму войну и унижение главных её героев отнюдь не прекратились. Уже в 1947-м отменили хоть и мизерные, но всё же выплаты за боевые ордена и медали. В ответ фронтовики массово перестали их надевать. Впрочем, Сталина это как раз полностью устраивало. На День Победы герои войны стихийно собирались в парках, встречались с однополчанами. Бродили неприкаянные ветераны сами по себе, как будто они в чем-то виноваты… А ведь так многие и считали! Считали, что они виноваты! Мол, полстраны отдали врагу-намекали им вернувшиеся как ни в чем не бывало на свои места тыловые чинуши-и добавляли: «Если б не наш Сталин любимый со своим приказом «Ни шагу назад!», так всю страну бы фашистам отдали, тоже мне герои! Знаем мы таких!» Вскоре фронтовики стали вообще стесняться говорить про свою службу. Многие попросту спились. Остальные потихоньку употребляли «фронтовые сто грамм» и вспоминали погибших товарищей. Многие из них, кстати, так привыкли к тихим посиделкам 9 мая в кругу своих однополчан, а позже просто участников войны, что им пришлось долго осваиваться в атмосфере праздника. Некоторые так и не приняли поздних подачек, решительно отвергая
Для меня также Великая Отечественная война была, есть и останется личным делом, личным вечным горем, которое является маленькой частью трагедии всей страны. Личной вечной памятью. Простые истории моей семьи мало чем отличаются от миллионов других, но позвольте мне их коротко рассказать. Дед по отцовской линии, школьный учитель Василий Дмитриевич Черников погиб 30 июня 1941-го года на Западной Украине и похоронен в братской могиле. Он так и не увидел своего сына, моего отца, родившегося в 1940-м, потому что после Финской войны был отправлен снова в армию. Вслед за ним на фронт ушли и семеро его родных братьев. «Похоронки» моя прабабушка получала каждый год. Вернулись с войны только трое сыновей. Прабабушка, утирая слёзы, тихо говорила: «Я счастливая. У многих не вернулся никто». Когда-то я считал свою фамилию довольно редкой, но оказалось, что на родине отца-Орловщине моих однофамильцев так много, что целые сёла, особенно в Покровском районе состояли практически из одних Черниковых. Мой дед был одним из первых погибших. За ним – огромный, страшный список родственников и однофамильцев, не вернувшихся с войны. Деда найти удалось, его братьев-частично. Нельзя быть уверенным наверное, что Михаил Дмитриевич и Сергей Дмитриевич именно они. Дело в том, что до революции списки велись в основном по церковным метрическим книгам. Ну а церкви были одной из главных мишеней новой власти и многие книги были просто уничтожены. Вместе с памятью.
Мой дед по материнской линии Иван Георгиевич Зубков до войны был бухгалтером, а призвали его в армию еще в конце тридцатых годов. Его семья проживала в Забайкалье, в городе Балей, хотя он тоже родом из Орловской губернии, а бабушка-из Курской. Их родители переехали в Забайкалье ещё до революции. В семье деда было девять сестёр и ещё два брата, но они были намного младше его и на фронт не попали по возрасту, а его отправили на Дальний Восток. Дома остались жена и двое детей. Там он прошёл жестокие бои на Халхин-Голе, не раз ходил в штыковую и в разведку. Был несколько раз тяжело ранен штыком и осколками, а пулю в голове сначала удалить не смогли, потом не стали и с ней он жил до самой смерти. Полтора года провалялся в госпиталях. В 1945 году, когда началась война с Японией, штурмовал Хайларский укрепрайон. Снова ранение. Войну окончил старшиной с полным скромным набором солдатских наград: орден «Красной звезды», медали «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За победу над Японией». Его двоюродный брат Николай Иванович Зырянов был танкистом, пал смертью храбрых в Белоруссии, похоронен в братской могиле у деревни Чернушки. Интересно, что один из дедов моей жены-тоже родом с Орловщины-был призван в армию по возрасту в конце войны, а в 1945-м также воевал против Японии. Был ранен, а демобилизовался только в 1948 году.
Когда дед был помоложе, он просил меня, пятилетнего, петь его любимую песню про то, как «бой затих на сопке Заозёрной» и «лейтенант Галимов шёл вперёд». Я вставал на табуреточку и пел. Дед смеялся и плакал. Иногда рассказывал, как наши сибиряки шли в штыковую, протыкали японцев насквозь штыками и швыряли через плечо, как сено. Как скакали в атаку монгольские союзники на своих маленьких лошадках. По сабле в каждой руке и с кинжалом в зубах… Как японцы истошно кричали в эфире: «Коккинаки в воздухе!» Предупреждали о появлении в небе знаменитого аса-истребителя и полузабытого сегодня героя Константина Коккинаки. А когда я стал постарше, а дед постарел, то он наотрез отказывался со мной говорить о войне всерьёз. Лишь раз пробурчал: «Я до сих пор помню запах горелого человечьего мяса!» Я не на шутку испугался и больше не приставал к деду.
Дед Иван вообще никогда не надевал орден и медали, позволяя сначала детям-их у него было четверо-а потом и нам, внукам играть с наградами. Когда бабушка, а пуще наши родители ворчали на нас, он махал рукой: «Пущай играют!» Мы играли. И теряли… На парадном костюме деда были только скромные колодочки и нашивки за ранения: две жёлтых за тяжелые и две красных за лёгкие. Никаких «юбилейных» медалей дед также не признавал. Когда в честь очередного юбилея ветеранам стали вручать орден «Отечественной войны», дед наотрез отказался идти в военкомат и получать его. Военкоматовские пришли домой. Дед выгнал их. Они пришли на следующий день и тогда дед привёл им железный аргумент: «Как я буду носить орден «Отечественной войны», если я в ней не участвовал, вы об этом подумали?» Военкоматовские глубоко задумались, потому что дед был прав: война с милитаристской Японией не является частью Великой Отечественной и даже медали за победу в них разные, как мы уже упоминали. Однако не успокоились, подловили его старшую дочь и всё-таки передали орден. Скандал дома был жуткий. К ордену дед даже не притронулся. Думается, такая позиция деда, да и многих других фронтовиков, была вызвана именно тем, что власть во главе со Сталиным повелела забыть войну как можно скорее.
Хотя, на внешнем фоне «забытья» войны, о самом себе Сталин отнюдь не забывал. В смысле
Среди этих «сталинских» фильмов о войне особняком стоит первая советская киноэпопея «Падение Берлина», вышедшая на экраны в 1949 году и немедленно ставшая лидером кинопроката. Здесь тема начала войны была «технично» обыграна, но зазвучали и другие важные моменты. Снята картина по всем законам жанра социалистического реализма, где главными героями-вроде бы-выступают простые люди: сталевар Алексей Иванов и его невеста Наташа. Однако по умолчанию главным, естественно, является Сталин. Фильм начинается со сцены, в которой Сталин скромно и прилежно с мотыгой в руках окучивает виноградный саженец. Одет он в скромный «домашний» белый френч, застёгнутый-так, видимо, удобнее работать-на все пуговицы, коричневые галифе и сапоги. Ему докладывают о приходе Иванова. Сталин ласково встречает скромничающего сталевара, а потом уводит его куда-то в белоснежный особняк. При этом Сталин и Иванов практически одного роста. Правда, если игравший сталевара фактурный Борис Андреев и впрямь был ростом 1 метр и 88 сантиметров, то реальный Сталин был бы ему по плечо. Ведь рост вождя колеблется в разных источниках-тайна сия также велика есть! – от 1 метра 62 и до 1 метра 65 сантиметров. Поэтому роль вождя и доверили многоопытному «Сталину в театре и кино» Михаилу Геловани, рост которого был около 180 сантиметров. Заметим, что и рост актёра Дикого, примерно такой же, как у Геловани. Ведь даже в кино никто не должен был быть выше вождя, за этим строго следили. О чем разговор сталевара с вождём неясно, разве что в следующей сцене Иванов рассказывает Наташе о том, что поведал Сталину о любви к ней. Наташа, естественно, счастлива и отвечает Алексею взаимностью… Однако тут же начинается новая сцена, а именно: рвутся снаряды и «началася война».
И начинается та самая «техника». Алексей закрывает Наташу своим телом от разрывов снарядов, но падает замертво… На следующем кадре фильма написано: «Прошло три месяца». Ну а кто бы сомневался, правда? В кадр заходит мужичок и что-то бурчит под нос. В ответ из какого-то угла встаёт… живой сталевар Алексей и спрашивает: «Что случилось?» Мужичонка отвечает, мол, ну ты же три месяца провалялся, а враг уже у стен Москвы. Каково! – удивимся мы. Три месяца герой пролежал на печи и тут… Видимо, актёр Борис Андреев уже тогда готовился к съёмкам в «Илье Муромце», вышедшем на экраны через семь лет. Богатырь, как известно, пролежал на печи «тридцать лет и три года», а тут всего-то три месяца. Однако вышедший то ли из комы, то ли из летаргического сна сталевар своё дело «знает туго» и немедленно спрашивает: а где же, мол Сталин? Мужичонка отвечает, что-де Сталин в Москве и на него «теперя вся надежда». Ну, а на кого же еще?
Тут же в следующем кадре появляется Сталин на переднем плане «в профиль», слушающий доклад кого-то размытого про армии Гота, наступающие с севера. Вождь глубокомысленно изрекает: «Немцы понимают, что план молниеносной войны уже провалился и пытаются взять столицу в клещи». То есть успех в срыве блицкрига налицо, а про всё остальное и говорить не стоит. И на этом дискуссия о начале войны и первых её трёх месяцах, а скорее первых полутора годах в сталинский послевоенный период окончена. Вот и в фильме Алексей воюет, Наташа попадает в плен, а вождь всю войну единолично руководит фронтами, армиями и сражениями, пока остальные маршалы и члены правительства молча стоят рядом и внимают его речам и решениям. Бросается в глаза, что Сталин редко стоит анфас, всё время демонстрируя свой «благородный», выбитый на победных медалях профиль. Также он обычно на переднем плане, а прочая «челядь» из маршалов или членов Ставки и правительства представлена в смазаном виде за его плечом или спиной.
Долго ли, коротко ли, но вот и победа. Оканчивается фильм грандиозной сценой, в которой Сталин… прилетает в Берлин, где вовсю идут победные празднества солдат и бывших заключённых у рейхстага. Громадный самолёт с вождём садится на какую-то улицу (!), всюду развеваются красные знамёна, а сам вождь в белоснежном маршальском кителе со звездой Героя и с фуражкой в руке-чтобы не мешала демонстрировать знаменитый профиль-идёт вдоль рядов освобождённых узников разных национальностей. Вот он, победитель! Вождь «толкает» речь, в ходе которой изрекает, грозя пальцем: «Нужно помнить, сколько жертв ВЫ принесли ради Победы». Тут же, соответственно, находят друг друга Наташа в тюремной робе и Алексей с перевязанной головой и погонами сержанта. Они обнимаются, а потом Наташа-разыгралась! – просит разрешения и обнимает самого Сталина. Облобызавшись с Наташей вождь демонстрирует профиль под песню на мелодию Шостаковича «Сталину слава-слава», а заключённые поют ему «осанну» на всех языках: «Ура, ИвАн СталИн». Конец.