Война Волка

Корнуэлл Бернард

Конечно, снова поднялся шум, но каждый в зале знал о трупах, обнаруженных на улице кузнецов, о драке у церкви святой Эльфриды и о том, что люди Гримбальда потерпели поражение. Кое-кто, ближайшие союзники Этельхельма, должны были знать, что никто не жаждал смерти Сигтрюгра, что людей послали убить меня, но это вряд ли могло послужить оправданием Гримбальду, который, будучи призванным к ответу, бормотал, что его люди действовали по своей воле, он ничего не знает о ночных событиях и не может отвечать за накачавшихся элем пьяниц.

— Ко мне вернулись двое. —

отчаянно говорил Гримбальд. — и я накажу их, король.

— Но они признались, что действовали по твоему приказу. — продолжал нажимать Сигтрюгр. — и в качестве свидетеля их признания я привел лорда Утреда.

Упоминания моего имени оказалось достаточно, чтобы поднялась новая волна шума, распугавшая воробьев на потолочных балках. Люди вскакивали с мест и кричали, большинство, кажется, поддерживало заявление Гримбальда, что он ничего не знал о ночной стычке, но кое-кто, и таких было не так уж мало, выкрикивал, что мне следует дать слово.

Эдуард снова взмахом руки призвал к молчанию, а епископ Хротверд стукнул посохом с серебряным набалдашником по доскам помоста.

— Лорд Утред. — обратился он через зал, когда, наконец, его слова могли услышать. — истинны ли слова короля Сигтрюгра?

Кое-кто возмутился, но их утихомирили остальные, желавшие меня выслушать.

— Истинны. — сказал я Хротверду. — но ты и ожидал услышать от меня именно это, Я хочу призвать сюда священника церкви Святой Эльфриды, Он тоже слышал, как те люди говорили, что их послал Гримбальд.

Приводить священника на витан было рискованно, Он мог солгать, и даже если скажет правду, он не мог подтвердить, что их послали убить Сигтрюгра, Я хотел оставить одного из двух пленников и пригрозить ему пытками, если не скажет правду, но опять же, правда не раскроет заговор против Сигтрюгра, пленник, скорее всего, будет отрицать какой-либо заговор, зная, что Гримбальд и Этельхельм вознаградят его за обман.

Но предлагая в качестве свидетеля христианского священнослужителя, я помешал Гримбальду солгать хотя бы до тех пор, пока священника не приведут из нижнего города, А это я считал маловероятным, поскольку король Эдуард и два архиепископа желали, чтобы с утомительным витаном было покончено, Люди в зале просто предположат, что священник подтвердит слова Сигтрюгра, и потому нет нужды его звать. Так оно и вышло.

Когда Хротверд закончил переговариваться с едва скрывавшим нетерпение Эдуардом, сторонники Этельхельма встревоженно замолчали. Архиепископ Ательм перегнулся через круглолицего Этельвирда, чтобы дать еще какой-то совет, и Эдуард, выглядевший всё несчастнее, наконец кивнул.

Король указал на Гримбальда.

— Я обещал королю Сигтрюгру безопасный проход. — мрачно сказал он. — и, нарушив мое слово, ты лишил себя жизни.

Все ахнули, Гримбальд, все еще стоявший, уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов и посмотрел на Этельхельма, демонстративно повернувшегося спиной к обреченному.

— Господин! — к Гримбальду, наконец, вернулся голос, но двое королевских стражников уже уводили его под руки из зала, Этельхельм

не обернулся. Все присутствовавшие, включая короля, знали, что Гримбальд, вероятно, действовал по приказу Этельхельма, но тот и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его жизнь. Его мог бы спасти король, но Эдуард хотел увидеть Сигтрюгра на коленях, хотел заключить мирный договор, жаждал серебра, и жизнь одного сакса показалась ему невысокой ценой за такой триумф. Когда увели Гримбальда, присутствующие сердито зашептались, а Этельхельм просто уставился в очаг.

Жизнь одного сакса стала нашей единственной победой в тот день, Я уже думал, что испытания Сигтрюгра, за исключением крещения, завершились, но, когда Гримбальда увели на смерть, Эдуард с трудом поднялся на ноги и жестом призвал к тишине. Он выглядел усталым и больным, и я подивился, что случилось с молодым мужчиной, которого я знал, каким образом он так быстро превратился в одутловатого мрачного старика.

— Мы рады. — безо всякого выражения произнес он. — скрепить этот договор брачным союзом, чтобы связать Нортумбрию и наш королевский дом узами крови. — Он резко остановился, по всей видимости, не находя больше слов, и просто сел, Я лишь изумленно вытаращился на него. Брак? Никто не говорил ни о каком браке, пепел королевы Сигтрюгра, моей дочери, еще не остыл, а Эдуард уже предлагает ему невесту?

У двери поднялась суета, в зал вошли копейщики, а за ними Этельстан под руку с девушкой, которую мы видели в повозке, Я ее узнал, Эдгита, сестра-близнец Этельстана, последний раз я видел ее ребенком. Она шла с прямой спиной, гордо подняв голову, но лицо являло собой маску полнейшего горя, Сигтрюгр ошибся, подумал я. Она не безобразна. Ее вытянутое, как у Этельстана, лицо говорило о силе, глаза светились проницательностью, но печаль и мрачно поджатые губы делали ее некрасивой, Этельстан с сестрой остановились за несколько шагов до задней скамьи, ожидая приглашения подойти ближе.

— Мы рады. — снова обратился к Сигтрюгру Хротверд. — зная о смерти твоей королевы, предложить тебе в невесты леди Эдгиту, возлюбленную дочь Эдуарда, короля англов и саксов.

И Этельстан провел Эдгиту меж скамей, на которых сидели люди, изумленные не меньше меня, Эдипа стала жертвенной коровой, невестой, скреплявшей договор, и я увидел потрясение на лице Сигтрюгра, начавшего понимать, что происходит. Однако вряд ли он понимал оскорбительность этого предложения, Эдуард отдавал ему старшую дочь, но большая часть Уэссекса считала ее незаконнорожденной.

Хротверд признал ее ребенком Эдуарда и даже назвал возлюбленной дочерью, весьма расширив этим толкование слова «любовь», но не назвал принцессой, И она была старовата для брака, даже слишком, уже далеко за двадцать. Королевский бастард, нежеланная девочка, помеха, и теперь ее, вероятно, притащили из какого-то монастыря, чтобы выдать за короля Нортумбрии, которого рано или поздно все равно убьют саксонские мечи. Неудивительно, что многие ухмылялись, а то и смеялись в открытую, глядя, как Эдгита идет навстречу своей судьбе.