Война
Шрифт:
— Ты позвал меня просто так, поболтать, или снова надо кого-то загрызть? — почти промурлыкала женщина, — Но мне сегодня не хочется…
— У меня… к тебе новое дело. Я должен покинуть войско, а ты останешься и будешь защищать Мэнго.
Красавица расхохоталась беззвучно.
— Что ты задумал?
— Не считай меня дураком, — почти кротко попросил Энори, — Понятно, что ты сделаешь, стоит лишь отпустить цепь. Я не могу взять с собой гребень, иначе он и тебя прихватит. Но я могу… — он выхватил нож и ловко отрезал
— Ах ты дрянь, — прошипела она, подхватывая выскользнувшую заколку, — Что делаешь?? Волосы у меня не растут!
— А красивой быть нужно даже сейчас… — кивнул он, наматывая локон на палец. — Ты можешь разорвать глотку Мэнго и сбежать, но теперь я тебя найду. И стоячая вода не поможет.
— Чего тебе надо еще?
— Для начала костер, — кивнул на гаснущие угли, — Хворост я собрал. Несправедливо, тебе не важен огонь, а я его люблю, но не могу прикоснуться. Помочь с прической? — юноша потянулся к ней.
— Убери лапы, — прошипела женщина, уворачиваясь, сама кое-как закрепила заколку. Подбросила веток на костровище так, будто в лицо ненавистному существу напротив. Он больше ее не трогал и не заговаривал, пока тори-ай не успокоилась немного. Тогда рассказал, чего хочет — довести войска до Сосновой.
— И эти черные олухи приняли твои россказни за чистое золото? — с презрением спросила женщина.
— Но я и в самом деле намерен показать им дорогу и сделать ее безопасной.
— Ты не врешь никогда. Но только безумный поверит тебе и доверится, — рассмеялась названная Яаррин.
— Беспокоишься за войска Хинаи?
— Мне безразлично, я мертвая! Но это и твоя земля тоже, ты прожил тут годы, прикидываясь человеком — неужто совсем все равно?
— Кто и когда приведет войска на эти земли, будут ли стоять города… — кивнул он. — Мне было все равно.
— Было?
— Не жди, что стану с тобой откровенничать.
— Почему бы и нет, — фыркнула женщина, — Тебе нужны собеседники. Сейчас ты в этом больше человек, чем я. Жалеть тебя я не собираюсь, а смеяться опасно, но иного ты не заслуживаешь. Искать благосклонности у этих немытых убийц! И не говори, что они только пища — так для меня, а ты вынужден побираться…
— А вот мне сейчас жаль, — ответил он, отрываясь от созерцания ползающего по углям жара, — Ты и вправду мертвая, и сколько ни бесишься, взять у тебя нечего. Будь ты живой… не угли, был бы целый костер из ненависти.
— Тебе придется уйти, — сказала женщина, кривя четкие губы. — Ты не сможешь быть с ними всегда. И вот тогда… привязь потянет больно, ты еще узнаешь это чувство. А если и сумеешь ее разорвать, прошлое, как и несбывшееся тебя не отпустит. Мне даже не грустно, что этого я не увижу — потому что хорошо знаю, так будет.
**
Второй месяц весны наступил, в небесах потянулись птицы — ленты и косяки, пока еще робко и молча; скоро их станет больше, и птичья песня будет раздаваться из-под каждого куста.
Пока они только осваивались в рощах и на лугах, и с собой принесли молодую вдову по имени Лиэ, как в сказках приносят небесных фей. Во всяком случае об этом верный Ариму сказал Кэраи, уведомляя его, что гостья пожаловала. А настроение было на редкость паршивое, и поэтическое сравнение пришлось как раз кстати, чтобы на лице отразилось не только отвращение к миру.
Про госпожу Лиэ он забыл. Она, как и положено цветам и перелетным птицам, осенью исчезла и, по слухам, уехала в загородное поместье. Верно, Тори Аэмара был недоволен ей. А сейчас, после его смерти, осталась ли молодая вдова без покровителя?
Лиэ выглядела такой же ухоженной и нарядной, но побледнела, поблекла: легкая краска на лице, дозволенная зрелым женщинам из почтенных домов, была словно отдельно от черт. Сидела, теребила низку нефритовых бус на манжете, на сей раз не в любимом розовом, а в зеленом — неожиданно под цвет его собственного одеяния. А узор — серебряная рябина, контуром листья и ягоды. Символ женщины-хозяйки, верной жены и матери. Почему?
Вдовам не запрещено носить такой узор, он мог бы говорить о верной памяти, о жизни в детях — но не у Лиэ.
На сей раз кокетства в ее взгляде не было, скорее, что-то похожее на чувство вины. И тревога. Не стал начинать с расспросов, просто принял ее как гостью; женщины всегда сами рассказывают, если дать им время. Лиэ понадобилось всего полчаса, чтобы приступить к делу.
— Вы считаете меня недостойной доверия, так?
— Этого я не говорил. Можно просто быть верным кому-то другому.
Все-таки она очень волновалась, подогретый сок со специями едва отпила, и то бралась за чашку, то снова ставила ее на столик. Движение это почти завораживало, красивые у нее пальцы и форма кисти… А в кольце — камень, который он подарил когда-то, узорная яшма, не спутать рисунок.
— Я была человеком Тори. Увы, не секрет… Вы, верно, думаете, он был подлым и лицемерным? Мне он помог после смерти мужа, когда меня едва не выкинули на улицу родственнички. И когда обвиняли…
Не дождавшись ответа, молодая женщина чуть прищурилась:
— Раньше вам не очень мешало то, что говорят обо мне и о почившем супруге. Да, я вышла замуж только ради денег, и это было не так-то просто. Но я не сделала ничего, помогая ему отправиться в Нижний дом. И Тори не сделал. Просто так получилось, а я благодарна судьбе за то, что брак мой продлился всего полгода!
— Меня это не слишком интересовало, верно, и сейчас ничего не изменилось. Хитрый тритон Аэмара — дело другое, иметь дело с его ставленницей у меня желания не было.
— Сейчас это все уже в прошлом… Я уехала в имение на границе округа и долго жила там.