Война
Шрифт:
— Мать честная, — следователь перекрестился, — пакость то, какая.
— Вот тебя и вызвали, — сказали ему мужики, стараясь держаться подальше от трупа, который нашли. Ладно бы он был обычным. Случается люди падают с поезда или пытаются переползти под вагонами, а поезд в это время тронется, но это...
— Нет, мужики. Это дело не мой уровень. Тут что-то серьезное.
Следователь потянулся рукой к телефону.
— Так мы пойдем, Петрух? Нам еще десяток километров путей проверять.
— Куда?! — Закричал он на них, не на шутку
— Говорил же я тебе, — зашептал один рабочий другому в ухо. — Скинули бы труп в овраг, и никто бы не узнал. А что уж теперь, — махнул он на все рукой.
Связавшись по телефону с начальником из райцентра, следователь и рабочие стали ждать. Пока его сообщение передали вышестоящему начальству, пока оно думало, что делать, вот и наступила ночь.
Следователь и рабочие железной дороги развели костерок и сидели, грелись рядом с ним. Теперь и капитан милиций Петр Федосеев жалел, что доложил о происшествии, а не закрыл вовремя глаза. Хотелось домой, к жене и детям. А здесь находиться — жутко. От трупа несет чем то недобрым. Плохим. Уже, какой раз повел плечами, пытаясь скинуть с себя морозец, что подбирался со спины.
К счастью, ночной мрак разорвал свет фар. По лесной дороге сюда ехал автомобиль. Начальство пожаловало.
— Ну, наконец-то! — Воскликнули уставшие мужики.
Находиться здесь и дальше они не хотели. Если бы в ближайший час никто не появился — сбежали бы. И плевать на милицию. Страшно.
— Чуть не околели тут. Да еще труп этот рядом. Спасибо тебе капитан, — выговаривали они своему поселковому соседу.
Автомобиль остановился рядом с буханкой милиции, и из него вышло три человека. Непосредственный начальник следователя, подполковник Мирошниченко, и два православных монаха. Один из них был только послушником, готовящимся быть принятым в монахи, а второй целым иноком. Милиционер их узнал, хоть и не был лично знаком. Церковь на всю округу у них одна и они служили богу при ней.
— Федосеев! — Сразу начал кричать на него начальник. — Что ты тут нашел? Вот я тебе, — показал он ему кулак, — если ты ошибся, сгною.
Следователь обиженно засопел и ответил.
— Я еще помню спецориентировки, товарищ подполковник. Труп точь в точь под них попадает, — он начал перечислять. — Непереносимая вонь кислятины, странные наросты на теле жертвы, язвы на лице и языке, лопнувшие глаза, знаки кровью на теле.
Инок, что осматривал труп, подтвердил его выводы.
— Капитан прав, подполковник, не стоит на него кричать. Он поднял тревогу не зря.
— Это то, что вы ищете? — С осторожностью спросил монахов подполковник Мирошниченко.
— Следы нечистой силы, — подтвердил ему инок. — Труп мы заберем, а вы уважаемые мне скажите, куда двигался последний поезд, что прошел по путям?
Ответили ему железнодорожники.
— Подкрепления для юго-западного фронта это были. Утром прошли.
Узнав, все что хотели, монахи опросили свидетелей и уехали вместе с подполковником. Начались массовые проверки вдоль путей. К началу следующего дня, были найдены еще два трупа по пути следования поезда с подкреплениями для фронта. Все погибшие были солдатами.
К сожалению, поезд уже прибыл в Матвеев Курган, и солдаты разъехались по всему фронту.
Церковь приняла меры и направила в полки монахов.
* * *
Этим вечером никто из солдат спать не пойдет. О наступлении комроты сообщил нам еще днем и послал всех отсыпаться сейчас. А на ночь, у нас были другие планы.
Честно скажу, отдохнуть не получилось. Я просто лежал на своей кровати, вдыхал запах ели, которым она пропиталась, так как заменяла мне матрас и размышлял. Думал о себе, об Алисе с Юлианой, о своей ферме, золоте, что превращается в рубли и копится на моих счетах. Потом мысль плавно перескочила на детство, и я вспомнил маму. Давно я не был на её могиле, не вспоминал ее. Стыдно.
По блиндажу разнесся запах жареного мяса. Занавески что прикрывали нашу комнатку от помещения штаба, раздвинулись.
— О-о-о, как пахнет. Проходи сюда. Мне вот этот кусок. Давай, Кирюхин, режь как мужик. Не жмись.
Понятно все.
— Другим же не хватит, лейтенант Стародуб. Вы много берете. Не надо...
В голосе солдата прозвучала тревога.
— Хватит им. Меньше спать надо. А ты режь, режь. Видишь, мы с лейтенантом Богомолом голодные? А эти спят — значит сыты. Не скупись, Кирюхин. Режь, говорю.
Я перегнулся через бортик второго яруса кровати, на котором спал и посмотрел вниз, на мужиков, что нетерпеливо подкладывали себе в тарелки большие куски жирного мяса со специями. Кирюхин расстарался. Я даже задумался, не спуститься ли мне к ним, попробовать вкуснятину, но потом отринул эту мысль и снова лег отдыхать.
Сегодня умрут десятки тысяч хороших людей. Умрут, чтобы другие жили. И я тоже могу умереть. Эта мысль меня не пугала. Да, волнение было, но поджилки не тряслись. Отступать некуда. Если дадим слабину, шакалы набросятся на нас с еще большей силой. Сегодня мы или победим или умрем. Так нам сказал комроты, перед тем как отправить спать и я с ним согласен. Но умирать все же не хотелось...
Достав из-под воротника простой серебряный крестик на веревочке, я стал молиться. За себя. За тех, кто остался на ферме и за солдат. Так я и уснул, сам того не ожидая.
Проснулся я раньше побудки. Лейтенанты уже встали и весело доедали то, что оставили им Стародуб и Богомол.
— Доброго вечера, Семен. Спускайся, мы отложили тебе ножку.
— Спасибо. Сейчас, только умоюсь, схожу.
Спрыгнув на пол и натянув портянки по-быстрому, я спрятал ноги в кирзовые сапоги и прошел через штаб на улицу. Караул на выходе отдал мне честь.