Воздаяние храбрости
Шрифт:
«Бек – жестокий убийца, – возразил Новицкий своей душе. – Он резал солдат, казаков, стариков, женщин, продавал детей на невольничьих рынках в Поти. Кто-то должен был стать у него на пути, и я попытался. Сейчас я жалею лишь об одном – что не сумел этого сделать».
Сергей не посчитал нужным напоминать душе, что дом белада взорвали люди, которых нашел даже не он сам, а Аслан-хан, по его наущению. Властитель Казикумуха мстил за младшего брата, убитого в бою Абдул-беком. Новицкий не собирался хитрить перед смертью, в виду ангелов, ожидавших его бессмертную и грешную душу. Он знал, что если бы сам мог пробраться в аул, занятый нукерами бека, своими руками
«Абдул-бек застрелил Бетала и Мухетдина. Он нарушил слово, и Семен, отправившись выручать раненого Темира, едва не лишился ноги от его пули. И по его вине погибла Зейнаб».
Новицкий прикрыл глаза, вспоминая жену, какой видел ее, расставаясь в последний раз. Она уезжала из Тифлиса в горы, показаться родителям после замужества. Веселилась, паковала подарки, следила за тем, как горничная собирала вещи в дорогу; примеряла перед зеркалом чухту [19] со многими украшениями, а потом вдруг с обычной своей кошачьей легкостью и стремительностью метнулась к мужу, обхватила его за шею и стиснула так, что у Сергея перехватило дыхание…
19
Чухта – платок на подкладке, самый распространенный женский головной убор у горянок.
«Послушай, – окликнула его строго душа. – Ты все еще убежден, что Зейнаб убил именно Абдул-бек? Он не тронул бы ни ее, ни отца, ни брата ее Шавката. Он напал на ее семью только затем, чтобы отомстить за смерть своих сыновей. Из-за тебя погибла Зейнаб. Ты убил ее так же верно, как если бы сам пустил пулю в ее коня у самого края пропасти».
Новицкий задрожал и облился потом от висков и до пяток. Пение сделалось еще громче, почти осмысленней, Сергею даже почудилось, что он различает слова. Три зловещих посланца небес приблизились.
«Да что вы… – усмехнулся Новицкий, – что вы можете сделать мне? Бог живет не в небесах и не в церкви. Бог живет в каждом из нас. В каждом, кто способен раскрыть ему душу. Подходите же, забирайте. Вы не успели ко мне у Рущука, под Борисовым, на берегу Сунжи. Вы не дождались удара страшного Абдул-бека. Ну, так настигли здесь, обессилевшего, неподвижного. Сейчас я не могу взяться даже за пистолет, а то бы ведь еще посупротивничал с вами…»
Мрачное гудение било его по ушам словно бы мозолистыми ладонями. И почему-то вдруг вспомнились слова Абдул-бека, брошенные из седла: «Ты будешь жить, русский, ты будешь жить долго. И каждый день придется тебе вспоминать, что я сделал тебе, и что сделал мне ты…»
– Ты ошибся, белад, – еле шевельнул он губами. – Я не протянул даже одного года.
И он уже приготовился отдаться посланцам неведомых ему сил, как вдруг страшная мысль потрясла его, почти судорогой прошла по распластанному телу.
– Пока я жив, – думал Новицкий, лихорадочно собирая последние силы и волю, – пока я помню ее; стало быть, жива и Зейнаб. Мы так же вместе, как и последний год, и два предыдущих. Но когда я умру, стало быть, пропадет и она. А там уже мы можем и не встретиться в Вечности…
– Подождите! Эй, вы! – крикнул Новицкий, внезапно ощутив, как голос поднимается из груди. – Я еще не хочу! Я еще буду жить! Я не сдамся! Я буду драться! Так запросто вам меня не забрать!..
Темные фигуры смешались и отступили. Гудение, переполнявшее церковь, вдруг ослабело.
– Прочь! – заревел Новицкий, еще задыхаясь, но уже счастливый, что вновь начала наполнять его жизнь.
Он смотрел, как тени отодвигаются, тают, растворяясь во тьме. А когда они вовсе исчезли, он уронил голову, опустил веки и – не обеспамятел, но заснул…
Утром Темир пришел в развалины старой церкви и еще от входа увидел, что Новицкий уже не спит, ждет его, полусидя, опираясь на камни столба. Когда горец приблизился, Сергей молча протянул ему руку. Темир так же без слов сжал узкую ладонь старшего друга и осторожно потащил на себя.
Медленно, аккуратно Новицкий поднялся и с поддержкой Темира выбрался из-под сводов полуразрушенного здания. Солнце ударило его в глаза, затылок, виски, как уличный кулачный боец. Сергей зашатался и упал бы, если бы не Темир. Юноша мощными руками бережно держал его, обняв за плечи и пояс, помог устоять, спуститься к ручью. Сотню шагов до берега они прошли с тремя остановками. На краю травянистого покатого спуска Сергей сбросил остатки истлевшей одежды и, сидя, скатился в воду. Вытянулся и лег на отмели, позволяя несильному течению омывать себя, унося нечистоты болезни.
Лучи солнца пробивались сквозь верхушки деревьев, сквозь ветки кустов, наклонившихся с берега, серебрили воду и уже не били, но осторожно согревали слабое тело Новицкого. За селением, он знал это точно, опять начнется степь, выжженная жарой, с желтыми холмами, разбегающимися ровными грядами вдаль на все четыре стороны света. Узкая дорога, почти тропа, убитая до твердости камня сотнями тысяч простучавших по ней копыт, тянется среди поникшей пожухлой травы. Ведет караваны на север, в обход горы Алагез, к тесным ущельям хребта Безобдал. Там путников ожидает прохлада, которую на равнине не могут дать узкие и редкие полоски растений, вытянувшиеся по берегам речушек. Но там же в предгорьях хребта будет ожидать их засада. Это Новицкий понимал уже точно. Достаточно было одного предупреждения Ричарда Кемпбелла, предостережения, которому не слишком-то поверил посол.
Князь Александр Сергеевич Меншиков выслушал тогда Новицкого в Тебризе, но потом отвел неприятные вести одним резким движением кисти. «Ловушка! В западню угодили вы, милейший Сергей Александрович! – объяснил он настоящее положение дел секретарю посольства. – Поймали вас на крючок британцы и надеются на ту же приманку выудить рыбу более крупную. Англичане всегда рады подгадить нам, где только возможно. Более полумиллиона рублей золотом заплатили Фетх-Али-шаху. Обещали помогать и дальше, но – только в случае войны с Российской империей. Спят и видят счастливые сны; даже причмокивают от наслаждения, видя, как мы с персами уперлись друг в друга лбами. И любой неверный шаг наш Аббас-Мирза расценит как вызов, как casus belli».
Новицкий тогда ответил, что англичане, уже не Ост-Индская компания, но агенты правительства прислали наследнику более двух сотен ящиков с оружием. А ружья, когда их становится чересчур много в одном месте, вдруг начинают стрелять, словно бы сами. Князь отмахнулся и от этого известия.
– Гадит нам англичанка, – произнес он отчетливо и врастяжку, глядя на Новицкого в упор, почти не мигая, и вдруг подпустил в томную французскую речь простонародное русское словцо. – За-т нам пути и на морях и на суше. А вы, милейший, еще и помогаете субстанцию сию развивать еще дальше. Подложили вам англичане агента, решили направить по совершенно по ложному следу. И добро бы еще красотку гаремную, а то ведь мужчину усатого. Впрочем – Восток, Восток, все здесь гниет – и дома, и деревья, и люди…