Воздаяние храбрости
Шрифт:
Тем не менее он сказал караван-баши, что тот, несмотря на всю свою мудрость, в данном случае несколько ошибается. Он объяснил князю суть требований персов и предложил как можно дольше и упорнее торговаться. И посоветовал принести к трапезе еще один, последний бурдюк с жидкостью, от которой не могли отказаться даже те, кто следовал заветам Аллаха. А сам выбрал еще один фрукт, на этот раз грушу, надкусил и вдруг сморщился, словно от резей в желудке. Вскочил и, часто-часто кивая послу и его гостям, быстро попятился, почти побежал за кусты. Все знали о его тяжелой болезни, и, кажется, никого не удивил, не насторожил поспешный
Темир ждал его на краю прогалины. Лошади были оседланы, взнузданы, винтовки убраны в меховые чехлы, как и полагалось им висеть за спиной всадника. Они провели животных саженей двести, а когда склон выположился, поднялись в седло и пошли бойкой рысцой. Оба товарища никогда не были в этих местах, но Сергей полагался на карту, пусть грубую, но точную в основных направлениях, на рассказы местных жителей, которых он расспрашивал и в Тебризе, и в Эривани, а также на чутье Темира. Горец от природы был наделен каким-то животным чувством пространства, чем не раз поражал Новицкого. В совершенно незнакомой доселе местности юноша вдруг, подумав и осмотревшись, поворачивал и уверенно вел за собой старшего друга. И Сергей послушно следовал за хвостом его лошади, совершенно уверенный, что из всех возможных троп Темир высмотрел самую верную.
Также Сергей был уверен, что, выбирая путь, Темир пользовался не известными всем ощущениями – зрением, слухом, чутьем, а только одним инстинктом. Сергей понимал, что земной мир построен по одним и тем же законам и принципам: деревья растут от корней, горы поднимаются и выветриваются, вода бежит вниз и точит своими каплями камень любой твердости, любого размера. Так что, в сущности, нет ничего удивительного, что человек, умеющий выживать в Кавказских горах, находит свою дорогу в стране, расположенной в сотнях, даже тысячах верст к югу. Темир, как догадывался Новицкий, не определяет нужное направление какими-то известными европейцу рациональными методами. Он его просто знает, узнаёт, так же, как ручей, прыгает себе между уступами, не беспокоясь – в самом ли деле он выбрал правильный путь. Ветер и вода живут в этом мире, и точно такой же частью его был и юный Темир.
А между тем они проехали уже версты полторы-две и начали подниматься по ущелью, достаточно, впрочем, широкому, чтобы даже кавалерия могла пройти здесь, имея во фронте шесть, а то, пожалуй, и десять сабель. Оба, и Темир, и Новицкий, прислушивались, принюхивались, выглядывали признаки возможной засады, но пока все казалось спокойным и мирным. Только восемь подков стучали по камням, только собственные их лошади всхрапывали время от времени, давно перейдя на шаг. Всадники их не понукали, понимая, что надо беречь силы животных до того момента, когда придется скакать, уходя от преследования, нестись, выбирая между пулей, шашкой, копьем и падением с оступившейся лошади, кубарем, через голову, по острым камням, среди огромнейших валунов.
В том, что стычка неизбежна, не сомневались ни тот, ни другой. Сергей даже решился бы биться об заклад, ставя на спор небольшое свое состояние, в том, что их сейчас уже видят, ведут, держат на мушке винтовки или ружья. Он надеялся лишь на то, что разбойники не захотят себя обнаруживать недалеко от русского лагеря. А может быть, и вовсе решат пропустить двоих всадников, что едут, очевидно, по своим личным делам, не торопясь, осторожничая, но и не помышляя о чем-либо, кроме личной своей безопасности. Зачем нужна такая сомнительная добыча, когда можно выждать и заполучить богатый и большой караван.
Выстрел хлопнул, когда они уже прошли перегиб, высшую точку ущелья, и пустили лошадей снова рысью. Темир спросил Новицкого, сколько, он полагает, осталось до равнины, и тот повернул голову ответить, и в этот момент папаха, тяжелая, косматая шапка слетела у него с головы. А следом и эхо пошло гулять между скал, так что в первую секунду Новицкий не понял, откуда же прилетела пуля. Но пока он вертел головой, Темир успел осадить своего жеребца, развернуть, подхватить, не сходя с седла, шапку и тут же хлопнуть Новицкого по плечу:
– Торопись, Алексаныч, курды!
Пятеро всадников гуськом спускались по извилистой тропе левого склона. Сергей стегнул своего коня и помчался вслед Темиру. Разбойники тоже заторопились, желая успеть спуститься и перекрыть дорогу намеченным жертвам. Но к удаче путников лошадь под передним вдруг оступилась, упала и с жалобным ржанием забилась среди камней. «Ногу сломала!» – догадался Сергей, и он еще раз вытянул нагайкой коня, что и так словно стелился по каменистому дну, вытягивая длинную шею.
Они удачно проскочили точку встречи, опередив погоню саженей на сто пятьдесят, но лошади у разбойников были лучше. Сергей боялся обернуться, чтобы не сбить жеребца с шага, но спиной, позвоночником чувствовал, как приближаются преследователи с каждой минутой скачки. Разбойники не стреляли, надеясь, очевидно, на ноги своих лошадей так же, как на верность взгляда и рук. Да тут еще захромала лошадь Темира. Горец принял решение, не тратя лишней секунды.
– Скачи, Алексаныч! – крикнул он Новицкому. – Я задержу их!
Но и тот уже заворачивал жеребца и катился с седла, одновременно вытягивая винтовку.
– Нет! – крикнул он яростно. – Только вдвоем!
После Бетала, Мухетдина, искалеченного Атарщикова он не желал терять последнего друга. В это мгновение он забыл, совершенно искренне упустил из виду главную цель их поездки. И князь Александр Сергеевич Меншиков, высокомерно-ироничный вельможа, и все посольство с чиновниками, слугами, охранниками, дарами, так и не принятыми Фетх-Али-шахом, все это показалось ему совершенно неважным. И вещи, и животные, и даже люди представились ему микроскопически-ничтожными, словно бы он увидел их в перевернутую зрительную трубу. А существенным в этом мире остался для Сергея высокий сумрачный человек, угрюмый и решительный не по годам, спутник его и товарищ, с которым они вместе месили снег на перевалах, согревали друг друга зимними ночами в горах, уходили от погони, преследовали врага сами, делились последним куском высохшего чурека.
– Либо вместе, либо никто, – прокричал Новицкий, уставляя оружие.
Но и Темир понимал, что сейчас не время тратить слова.
– Твой правый! – крикнул он, уже припав на колено.
Щелкнули два винтовочных выстрела, и двое разбойников, скакавшие первыми, вылетели из седел. Тот, в кого метил Темир, откинулся на круп лошади и так рухнул на гальку, за хвостом своей рыжей кобылы. Огромный пахлаван, доставшийся на долю Новицкого, получил пулю в плечо, кувырнулся вниз, но нога его осталась зажатой в стремени, и напуганный конь потащил его, истошно вопящего, по дну пересохшего русла.