Воздушная гавань
Шрифт:
Аэронавты «Хищницы» дружно грянули боевой клич: «За Альбион!»
И схватка началась. Не было времени думать, отдавать приказы, заниматься еще чем-то — главное было попытаться выжить. Разряжались боевые перчатки. Вопили раненые шелкопряды. Гримму едва удалось уклониться от прыжка другого зверя, и он мельком увидел в стороне лежащую на плитах пола мадам Кэвендиш с бледным как смерть лицом: она указывала на Гримма пальцем, нечленораздельно вопя от ярости.
Еще с десяток чудищ тут же бросились на Гримма, подчиняясь ее команде.
Капитан «Хищницы»
Штерн заорал от боли.
Гримм попытался было подобраться ближе к упавшему, но преуспел лишь в том, чтобы отбить нападение очередного шелкопряда и не оказаться на полу туннеля по соседству со Штерном. Отчаянно коля саблей, он сделал пару удачных выпадов, но пронзить прочный кожистый панцирь шелкопряда оказалось не так уж легко.
Нога Штерна переломилась с отчетливым хрустом, и из раны хлынула алая кровь.
Запах свежей крови придал шелкопрядам неожиданный стимул, рожденный в безумии первобытного инстинкта. Их щелкающий визг прибавил в силе, став почти оглушительным, и Гримм ощутил, как слабеют его ноги. Движения чудищ стали еще более стремительными и беспорядочными, с их челюстей капали на плиты пола плотные сгустки едкой пены.
У ситуации имелось всего два вероятных исхода: либо Гримм с экипажем «Хищницы» уничтожат всех шелкопрядов до единого, либо сами погибнут в ядовитых челюстях явившихся с Поверхности тварей.
С хриплым стоном Штерн выхватил из-за пояса нож и попытался вонзить его в припавшего к ноге шелкопряда, но тварь с силой затрясла матроса из стороны в сторону, как кошка играючи трясет туннельную мышь, — и нож, кувыркаясь, отлетел в пыль.
По другую сторону от Гримма Криди поспешно ударил каблуком своего сапога в жвала еще одному шелкопряду, но тот сомкнул челюсти на ноге старпома и принялся дергать ее. Зубы чудища с легкостью вспороли обувную кожу, и Криди вскрикнул от боли. В дело вступил абордажный топор Кеттла, но, даже оказавшись разрублен надвое, шелкопряд не ослабил хватку. Уже в объятиях смерти, передняя половина не унималась, терзая ногу Криди.
Наступление проклятых тварей продолжалось; они спешили вперед, облепив стены и потолок туннеля, будто осознанно пытались воспользоваться своим природным превосходством в стремлении поскорее взять в кольцо Гримма и его людей. Опыт рукопашных схваток у Гримма не был особенно богатым, но вывод о том, что жить им осталось в лучшем случае несколько минут, напрашивался сам собой.
И тогда в бой вступили ведомые Феликсом зверодавы.
Они не выкрикивали боевых кличей и вообще двигались почти бесшумно, ворвавшись в лагерь аврорианцев из обоих ведущих туда открытых туннелей. Лишь один звук сопровождал их приближение — тихое, свистящее шипение воздуха, рассекаемого вращением пилоплетей в умелых руках.
Пилоплеть представляла собой смертоносное орудие из небольших металлических колец, сплетенных в виде сужающейся трубки; к каждому колечку подвешен металлический же коготь с остро заточенными краями. Эти чертовы лассо весили как большой топор и били почти с такой же силой, — а затем, сокращаясь при высвобождении, выдирали из жертвы куски мяса. Удар пилоплетью мог пробить самую прочную шкуру, нанося зверю глубокие и ужасно болезненные рваные раны. А то, что они творили с мягкой человеческой плотью, не поддавалось никакому описанию.
Сразу с полтора десятка таких орудий хлестнули по ближним шелкопрядам в слаженно взвывшем вихре, исполненном ярости и веселья.
Зверодавы досконально изучили тьму всех без исключения туннелей в каждом из хабблов Копья. День за днем они трудились, готовые в любой миг столкнуться с каким-нибудь кошмарным порождением мира Поверхности. Их работа была жизненно необходима. Без зверодавов жуть с Поверхности могла вылезти из вентиляционных шахт или служебных проходов, чтобы наброситься на граждан любого хаббла, — и, когда вылезала, первыми жертвами почти всегда оказывались дети.
Мужчины и женщины, чей долг обязывал вставать на пути подобных тварей, по определению были уверены в себе, умелы, бесстрашны и отчасти безумны. Вдобавок, подумалось Гримму, конкретно эта группа безумцев жаждала поквитаться с обидчиками.
Пилоплети взмывали к потолку, чтобы вновь обрушиться вниз. Визжали расстающиеся с жизнью шелкопряды. Некоторые из людей в отряде Феликса поменяли свои пилоплети на короткие тяжелые копья, и когда кто-то из их товарищей ранил или оглушал очередного шелкопряда, рядом оказывался копьеносец, чтобы добить поверженного зверя.
Сам Феликс энергично вращал двумя пилоплетьми в каждой руке, нанося удары влево и вправо, с какой-то будничной монотонностью круша бронированные щитки и лишая чудищ конечностей. Одним быстрым движением он нанес нападавшему на Гримма шелкопряду жестокий удар, заставивший зверя рухнуть на пол и застыть без движения. Уронив одну из пилоплетей под ноги, Феликс обернул второй шею того шелкопряда, что терзал ногу Штерна, и ловко провернул металлические кольца оружия, затягивая импровизированную петлю.
Шелкопряд начал было бешено метаться, но Феликс просто навалился на него всем своим весом и прижал зверя к полу, не прекращая тянуть удавку, пока тройные челюсти с визгом не распахнулись.
Прикончив оглушенного Феликсом шелкопряда, Гримм зашел зверодаву за спину. Пробормотал: «Прошу прощения», точно нацелил лезвие сабли и вогнал его в тот же уязвимый участок у основания головы чудовища. Тварь сразу дико затряслась и дергалась еще несколько секунд, прежде чем безвольно обмякнуть.
Феликс осторожно высвободил шипы своей пилоплети, загнанные в шею поверженного шелкопряда.