Воздыхание окованных. Русская сага
Шрифт:
…Анна Николаевна Жуковская — зятю Александру Александровичу Микулину (муж младшей дочери Веры) в декабре 1888 года из Москвы во Владимир:
Москва. Декабрь
«Дай Бог милый Саша, чтобы одна бедная кухарка не натворила крупной гадости. Здесь был на Николин день Саша Петров (Петровы — близкая родня Жуковских: сестра А.Н. Варенька вышла замуж за Александра Петрова. Имение их Васильки находилось в 8 км. от Орехова — прим. авт.) — мы еще ничего не зная, полюбопытствовали спросить, какова Афросинья, которая жила у них в Васильках. Он ужаснулся, что мы ее еще держим, там она всех перебаламутила и когда пришла к нему жаловаться на Тимофея, что он якобы избил ее, он, наведя справки, выгнал её в три шеи. А за скотом говорит, ходить умеет: Афросинья и известный тебе Автоном. Те
Возьмет, бывало, 25 руб. Серафимушко у Коли, а Автоном сей час свезет к оной болезной Афросинье в дом, там подпоят его и отпустят голенького. А он мне, мерзавец Автоном, придет в Орехово и жалуется, что Серафимушко должен ему остался руб. 10. Невестка же Афросиньи — сестра Автономки. И вот, голубчик, в какой просак попалась я старуха, наняла на зиму такое сокровище. Прости Бог, чтобы сват этой мерзавки не натворил что-нибудь — он три года сидел в остроге за поджог целой деревни. Денег кухарка получила от меня и от Маши в три раза 3-50. Живет с 26 сентября и дополучить ей придется каких-нибудь 2 рубля — отчего мне она не сказала, что получила более чем за месяц, потому что нанята за 2-50 в месяц. В вымогательстве и сумятице их не учить. Довольно они попользовались от покойника (речь идет о Серафиме Петрове — прим. авт.). Все, бывало, он ими был доволен. Деньги его впрок им не пошли. Они бедны и наги. Аф. побиралась всю зиму. И откуда у ней деньги, ведь до копеечки они еще при нас истратили. Разве стащили что-нибудь у нас к Мягким, там Гришанушке мерзавцу тетенькой приходится.
Спаси нас Господь Бог — как-нибудь бы благополучно прошла зима без большой беды. Деньги думаю лутче выслать ей через волостного, чтобы и нога ее не была в Орехове. А раздражать тоже нельзя. Ишь! На каких разбойников мы наскочили. Не пришла она пешком, приехала. Автоном для сутяжничества не пожалеет лошади. Он и бедного Серафима всюду по кабакам возил, чтобы легче было его обирать. Да и нынешнею осенью явился после Васильков мне с претензиями на 25 руб. Якобы должных ему Серафимом. Я велела его прогнать…
Храни нас Бог от подобных головорезов — никогда Орехово не таскалось по судам и ни какие тяжбы. Даже и при Марфе не приходили в Москву. Боюсь, что разиня Акимка плохо запирает. Необходимо при приезде к вам съездить в Орехово и порасспросить Герасима, а то извольте видеть 5 руб. она невзыскивает, — Автоном за 15 копеек удушит отца родного. Я распорядилась, чтобы Герасим поставил сестру свою. Что бы все было сохранно — политично, премолчите с Акимом — не знаю, как теперь сладим привозкой теленка…..
P. S. Комиссия совсем съела Колю. Впрочем буду писать вскорости. Храни вас Бог".
На фотографии: Анна Николаевна Жуковская, ее младшая дочь Вера Егоровна Микулина с дочерьми Верой и Катей; Стоят слева направо: сын Анны Николаевны Николай Егорович Жуковский и муж Веры Егоровны — Александр Александрович Микулин.
Снимок начала 90-х годов XIX века.
…Анна Николаевна родилась в Тульской губернии в Алексинском уезде в имении своих предков Плутнево, неподалеку от станции Суходол. Родители Анны Николаевны умерли рано. Осиротев, — ей было 16, когда умерла мать, и 18, когда скончался отец, — она в миг стала старшей в семье, сестрой-воспитательницей для своих братьев и сестер — младший брат был еще грудного возраста. Характерный пример — тон и стиль обращения к старшей сестре в одном из сохранившихся в домашнем архиве нежнейшем письме младшего брата Анны Николаевны — Николая Николаевича Стечкина, отправленного им из Тулы в 1890 году:
12 февраля, утро.
Тула, Плацпарад, д. Михайловой
Милая воспитательница моя и сестра Анна Николаевна!
«Вчера, утром, из Новосиля было получено, заказным, весьма тревожное письмо от Славушкиной (Вячеслав Николаевич Стечкин — племянник Анны Николаевны, в будущем — довольно заметный революционер — прим. авт.) хозяйки об его болезни и о том, что он лежит в больнице. (…) У меня, как нарочно, на этой неделе неотложные дела; да и на кого бросить семью? Когда вчера (в 10-м часу веч.) я провожал Соню (сестру Николая Стечкина и Анны Николаевны — прим. авт.) на вокзал, из дому привезли телеграмму на мое имя: «болен, в больнице, теперь присылай мать. Стечкин». Вы сами мать, и потому можете понять весь наш ужас. Болезнь, по моему крайнему убеждению вызвана неблагоприятными условиями помещения… на квартире хоть волков морить; Славушка на беду, хилее, пожалуй, Вани. (…) Он в слезах просит добрейшего и показавшего себя на днях милого Колю (Николая Егоровича) похлопотать на каких угодно условиях о переводе Славушки в Тулу. Колю, как я убедился, так уважают в округе… Оф, пишу — а сам боюсь испытывать судьбы Господни… Сердце в тяжелой неизвестности замирает: точно в непроглядную осеннюю ночь еду не знаю, куда, и все боюсь упасть в скрытый темнотою овраг.
Голубушка, попросите Колю, и не поленитесь мне черкнуть словечко. Надеюсь, Маша (старшая из детей Анны Николаевны. Через месяц с небольшим Марии Егоровны Жуковской не стало. — прим. авт.) полегоньку оправляется. Передайте ей от души благопочтительнейший дядин поцелуй. Обрадовал бы и меня милосердый Господь и Его Пречистая Матерь, наша благосердая Заступница Всех Скорбящих Радость! Соничке ничего не говорите, и Колю предупредите. Я уже о том, приняв предотороженности, написал Сашеньке (Александра Александровна Заблоцкая, племянница Н.Н.Стечкина — дочь его младшей сестры Софьи Николаевны Заблоцкой (урожденной Стечкиной).: боюсь старуху растревожить горестною вестью о ее любимце-крестнике.
Храни Вас всех Господь: и об нас, голубушка, помолитесь… Мой Славушка ваш по душе внук, а не только племянник. Еще раз, спаси вас Господь! Целую всех вас крепко, молюсь об вас. Ваш всей благодарной душей Н.Стечкин».
Так рано принявшая на свою душу ответственность за семью, Анна Николаевна в отличие от пушкинской Тани вынуждена была гораздо раньше распроститься — и бесповоротно — с романтическими иллюзиями, эгоистическими претензиями на устройство в первую очередь своего и только своего личного счастья. Труды и тяготы сиротства спасли ее душу от тлетворных веяний века: от разъедающего душу сентиментализма и дурного мистицизма, за которыми, между прочим, почти всегда кроется весьма утонченное себялюбие…
Она была и оставалась реалисткой, чему свидетельство — переписка с горячо любимым мужем — Егором Ивановичем Жуковским, который на протяжении всего их безупречного супружества, вынужден был почти всегда пребывать по делам службы вне дома.
Вот одно из писем Анны Николаевны мужу из Орехова летом 1849 года:
Милый мой ненаглядный другочка Егор Иванович!
Вот уже завтра неделя как ты был у нас, если возможно назвать это минутное пребывание действительностью. Мне кажется, это был сон! Другочка моя родная, солнышко красное взошло на немного и ушло на другой горизонт. С нетерпением дожидаюсь твоих писем, верно уже есть на почте. — Сколько хлопот с этой крышей — несмотря на деятельность нашего приказчика, пять дней ходит по окрестным рощам, а тесу елового нигде найти не мог, сосновый же мне решительно отсоветовали взять — говорят, не будет прочна крыша. Решили взять резанный постом еловый семи аршин. В Марковой роще, что за Черкутиным у того же Першина. Вчера привезли мне уже 350 штук по 15р.50 за сотню — денег собственных моих дано 30 р. Сер. Хлеб же идет туго.
Тесу потребуется 700 штук. 500 семи ар. и 200 шести аршин — если арш. По 15–50 — а шести по 12р.50 за дело взяли с нас по 7-75 с сотни, красильщики же просят на всем своем 150 целковых — цена до того высока, что крышу хоть не крась. Ундольские уже пришли и начали тес фуговать.
Ну, хлеб у нас вовсе не идет, а Логин ундольский и Евстафий отказались — хлеб удивительно падает в цене. По всему этому судя, надобно друг, чтобы ты денег выслал к 1 июня, а то начали дело, да не будешь знать, как его кончить. Еще предлагают крышу поднять, но, кажется это надо оставить. Все, благодаря Бога, здоровы — погода стоит чудная, Мария поправляется. К сестре еще не ездили, собирались в четверг.