Возложение
Шрифт:
— Встань на колени, — приказывает он.
Я с готовностью делаю это. Он запускает руки в мои волосы и погружает кончик своего члена мне в рот. Только кончик. Выражение его лица болезненное, и могу сказать, он пытается быть осторожным со мной. Я открываю рот так широко, как только могу, и делаю все возможное, чтобы вместить большую его часть. Это не в человеческих силах, но за свою жизнь я научилась нескольким собственным трюкам.
Я ласкаю обеими руками и ртом. Я дразню его яйца, надеясь доставить хотя бы половину того удовольствия, которое он доставил мне. Я беру его все глубже
— Остановись, — рычит он, вырываясь из моего рта. — Повернись.
Я меняю положение, как он и приказал. Он хватает меня за бедра и поднимает. Я, как Супермен, лечу, обхватив ногами его талию. Он берет меня вот так, входя сзади, и удерживает, что хорошо, потому что моему телу нужно время, чтобы привыкнуть к его длине и обхвату. Возможно, мне это показалось, но я могла бы поклясться, что его член изменился до размера, с которым я могла справиться.
Его сдержанная сила мучительно сексуальна. Я хочу закричать, чтобы он отпустил себя, но также хочу остаться в живых, чтобы повторить это.
Внутрь и наружу.
Глубже и сильнее.
Все полнее и полнее.
Я растянута до предела, когда он начинает входить в меня все сильнее и быстрее. И еще быстрее. Я не контролирую ситуацию. Он отстраняется, поворачивает меня и начинает трахать спереди. Он слишком силен, чтобы я могла хоть что-то контролировать. Я просто участвую в поездке, но что это за поездка…
Когда он кончает в меня, я это чувствую. Я не знаю, нормального ли состава его сперма или похожа на маленькую армию столовых приборов, и мне все равно. Я падаю ему на грудь. Я принадлежу ему, а он мне, и это все, что имеет значение.
Он несет меня в душ и начинает мыть.
— Я грязная? — шучу я.
Он целует меня глубоко, так хорошо и так долго, что я не могу вспомнить, какой вопрос задала. Затем он намыливает меня и с удовольствием смывает пену.
— Просто возвращаю должок, — шепчет он мне на ухо.
Он вытирает меня, затем относит обратно в кровать, ложится рядом и сворачивается калачиком у меня за спиной. Я хочу пошутить про большую ложечку, но, кажется, для этого слишком рано.
— Было хорошо? — спрашивает он, целуя меня в шею.
Мой ответ — это слово, которое также быстро становится и моим любимым.
Глава четырнадцатая
‡
Джек
Провиденс, Род-Айленд
2024
Когда я просыпаюсь, Шерил поворачивается в моих объятиях и смотрит на меня.
— Привет.
— Привет, — в ее глазах загорается улыбка, и я никогда не видел ничего прекраснее. Как ни удивительно, она краснеет под моим взглядом.
— Как ты можешь все еще стесняться меня? — спрашиваю я.
Ее рука лежит у меня на груди.
— Даже если мне так не кажется, мы многого не знаем друг о друге.
Она права.
— Спрашивай меня о чем угодно.
— Что ты чувствуешь, находясь здесь… в этот период времени?
Конечно, Шерил задала бы вопрос, на который я еще не знал ответа.
— Противоречивые чувства, я полагаю.
— Потому что ты хочешь вернуться?
Я целую ее в лоб, прежде чем ответить, тяну время, чтобы придумать, как выразить свои чувства. Шерил не просто женщина, с которой у меня был секс. Она часть меня. Важная часть. Не знаю, захотел бы я вернуться, если бы мне дали такую возможность. Не сейчас.
— Я там, где мое место, но мне не нравится, как я расстался со своей семьей. Когда ты говорила ранее о том, что изменила себя, чтобы угодить одноклассникам, я сказал, что понимаю, потому что тоже изменился ради того, кому не должен был давать силу формировать меня.
— Правительство?
— Мой отец.
— Он записал тебя на программу?
— Нет. Он был обо мне недостаточно высокого мнения, чтобы поверить, будто я справлюсь в бою.
— Я не понимаю.
Обычно я предпочитал не говорить о своей семье, но я хочу, чтобы она узнала меня.
— Я думал, что служба своей стране, наконец, докажет моему отцу, что я достаточно хорош, чтобы считаться его первым сыном. Я предпочел погоню за одобрением мужчины, который никогда не любил меня, а не заботу о матери, которая всегда ставила мои потребности выше своих.
— Как думаешь, почему твой отец тебя не любил?
— Он был сильным человеком — дело превыше слов. Я родился слепым. Беспомощным… бесполезным для него.
Она прижимается ближе.
— Мне так жаль.
— Моя мать с лихвой восполнила то, чего ему не хватало. Я никогда ни в чем не нуждался. Она позаботилась о том, чтобы я получил образование в Лиге Плюща. Она наполнила мою жизнь людьми, которые научили меня выживать, но не смогла заставить отца принять меня, — я вздыхаю и отстраняюсь от боли, которая, боюсь, поглотит меня и превратит в ложку снова.
— Я ненавижу то, что не решил остаться с ней. Не защитил ее. Не отплатил за все, что она для меня сделала. Я бы так много сказал ей, если бы знал, что больше никогда не увижу. Я родился уязвимым, но никогда не чувствовал себя беспомощным, потому что она научила меня не быть таким. Я так и не поблагодарил ее за это.
— Я уверена, что ты сделал это — потому что был сыном, которым она гордилась.
— Я надеюсь на это.
— Знала ли она об экспериментах?
— Знала. Я улизнул, чтобы встретиться с ней. Не знаю, лучше мне от этого или хуже. Семьи остальных членов моего подразделения считали, что их сыновья погибли. Моя знала, что я жив, и я пообещал ей, что вернусь. Она поверила мне.
— Мы могли бы выяснить, что с ней случилось. Возможно, прямо сейчас.
Я напрягаюсь.
— Как?
— Помнишь тот телефон, которым ты сказал, что позволишь мне научить тебя пользоваться? Он также компьютер, который по беспроводной сети подключен ко многим другим компьютерам по всему миру через нечто, называемое Интернетом.
— Интернет?
— Да. Представь хранилище информации, к которому каждый может получить доступ.
— С телефона.
— С компьютеров в целом, но, да, с телефона тоже.