Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне
Шрифт:
Около десяти пришли оба торговца паспортами. Один из них, проворный человек с птичьими глазами, вел переговоры. Другой, массивный, расплывшийся мужчина, только молчаливо присутствовал.
Оратор вынул немецкий паспорт.
– Мы узнавали у наших коллег. Они могут переделать этот паспорт на ваше имя. Описание примет они сотрут и напишут ваши данные. Конечно, за исключением места рождения. Здесь вам придется согласиться на Аугсбург, так как печать поставлена там. Это стоит всего на двести шиллингов дороже. Тонкая
– У меня нет таких денег, – сказал Штайнер. – И я не дорожу своим именем.
– Тогда берите его так, как он есть. Мы только заменим фотографию. А уголок печати на фото мы выполним для вас бесплатно.
– Нет смысла. Я хочу работать. А с этим паспортом я не получу разрешения.
Оратор пожал плечами.
– Тогда остается только австрийский. С ним вы сможете здесь работать.
– А если запросят отделение полиции, которое его выдало?
– Кто запросит? Если вы ничего не украдете?
– Триста шиллингов, – сказал Штайнер.
Оратор отпрянул.
– У нас твердые цены, – заявил он с оскорбленным видом. – Пятьсот, и ни гроша меньше.
Штайнер молчал.
– Будь это немецкий – другое дело, они попадаются чаще. Но австрийский – это редкость. Какой австриец носит при себе паспорт? Здесь он не требуется, а кто же нынче ездит за границу? Теперь ведь не обменивают валюту. Пятьсот – это даром.
– Триста пятьдесят.
Оратор возмутился.
– Триста пятьдесят я сам заплатил семье покойника. А знаете ли вы, чего мне стоило с ними договориться? Прибавьте сюда издержки и комиссионные. Уважение к покойникам дорого стоит, сударь! Хотите получить что-нибудь свеженькое, прямо на могилке, – деньги на бочку! Только звонкая монета осушает слезы и смягчает скорбь. Четыреста пятьдесят, так уж и быть, себе в убыток, только потому, что вы нам нравитесь.
Они сторговались на четырехстах шиллингах. Штайнер вынул из кармана свою фотографию, сделанную в автомате за один шиллинг. Взяв фотографию, оба ушли и явились через час с паспортом. Штайнер заплатил и сунул его в карман.
– Желаю удачи! – сказал оратор. – Еще один совет. Если срок истечет, мы можем его продлить. Сотрем дату, поставим новую. Очень просто. Единственная трудность – это виза. Чем позже она вам понадобится, тем лучше, – тем больше можно отодвинуть дату.
– Это можно было бы сделать хоть сейчас.
Оратор покачал головой.
– Для вас лучше так. У вас самый настоящий паспорт, какой только можно найти. Заменить фотографию – совсем не то, что подделать запись. И у вас целый год времени. Многое может случиться.
– Надеюсь.
– Конечно, вы сохраните все в полной тайне, не правда ли? Это в наших общих интересах. Самое большее, можете рекомендовать нас надежным клиентам с серьезными намерениями. Как нас найти, вам известно. Засим всего лучшего.
– Всего лучшего.
– Strszecz miecze [9] , – сказал молчун.
9
«Берите мечи» (польск.), что означает «будьте начеку».
– Он не говорит по-немецки, – усмехнулся оратор в ответ на недоуменный взгляд Штайнера. – Но у него золотые руки по части штемпелей. Его клиенты – только с абсолютно серьезными намерениями.
Штайнер шел на вокзал. Он оставил там в камере хранения свой рюкзак. Вчера вечером он выехал из пансиона. Ночь провел на скамье в парке. Утром в туалетной комнате на вокзале сбрил усы и после этого сфотографировался. Его охватила бешеная радость. Он был теперь рабочим Иоганном Губером из Граца.
Вдруг он остановился. Ему надо было уладить кое-какие дела еще с того времени, когда его звали Штайнером. Он зашел в телефонную будку и стал искать по книге нужный номер. «Леопольд Шефер, – бормотал он. – Траутенаугассе, двадцать семь». Это имя было выжжено в его памяти. Он нашел номер и позвонил. Трубку сняла женщина.
– Вахман Шефер дома? – спросил он.
– Да, сейчас позову.
– Не надо, – быстро сказал Штайнер. – Говорят из отделения полиции Элизабетенпроменаде. В двенадцать назначена облава. Вахман Шефер обязан быть здесь в одиннадцать сорок пять. Вы поняли?
– Да. В одиннадцать сорок пять.
– Хорошо. – Штайнер повесил трубку.
Траутенаугассе была неприветливой узкой улицей, где жили мещане. Штайнер внимательно осмотрел дом двадцать семь. Дом ничем не отличался от других, но ему он показался особенно отвратительным. Потом он прошел немного назад и стал ждать.
Вахман Шефер торопливо вышел из дому и с деловым видом зашагал по улице. Штайнер пошел ему навстречу с таким расчетом, чтобы встретить его в темном месте. Резкий удар в плечо заставил Шефера пошатнуться.
– Ты пьян, скотина? – прорычал он. – Не видишь, куда лезешь? Человек на службе!
– Нет, – возразил Штайнер. – Я вижу только подлую сволочь. Подлую сволочь, понятно?
На мгновение Шефер онемел.
– Черт подери, – выдавил он наконец. – Вы, наверно, спятили. Вы мне за это заплатите! А ну, пройдемте! – Он попытался вытащить револьвер. Штайнер ногой ударил его по руке, рванулся вперед и наотмашь ударил его два раза по лицу слева и справа. Вахман закричал и бросился на него. Штайнер уклонился и навесным слева расквасил ему нос.
– Сволочь, – рычал он. – Подонок! Трусливый гад! – Он двинул ему прямым сухим в челюсть и почувствовал, как под суставами пальцев треснули зубы. Шефер покачнулся.
– На помощь! – заорал он высоким жирным голосом.
– Заткнись! – прорычал Штайнер и нанес ему резкий хук справа в подбородок и сразу же короткий слева – в солнечное сплетение. Шефер как-то по-лягушачьи квакнул и повалился на землю. В нескольких окнах зажегся свет.
– Что там опять? – крикнул чей-то голос.
– Ничего, – отозвался из темноты Штайнер. – Пьяный какой-то!