Возлюбленный мой
Шрифт:
Был среди церковных меценатов один богатый человек, который владел огромным особняком на берегу озера Саранак [8] . Каждое лето сирот приглашали туда на денек, поиграть на газоне размером с футбольное поле, покататься на его красивой деревянной лодке и поесть сэндвичи и арбуз.
Джон всегда обгорал на солнце. Неважно, сколько защитного крема в него втирали, его кожа все равно сгорала почти до хрустящей корочки, пока, наконец, его не отсылали сидеть на тенистом крыльце. Вынужденный оставаться в стороне, он смотрел, как другие мальчики и девочки занимаются своими делами,
8
Саранак озеро в штате Нью-Йорк
Забавно, но сейчас его спина чувствовала себя так же, как тогда его кожа: ее тянуло, покалывало, особенно когда татуировщик круговыми движениями протирал израненное место влажной тканью.
Боже, он помнил, как боялся этого ежегодного мучения на озере. Ему так хотелось развлекаться вместе с остальными детьми... хотя, если быть до конца честным, дело не в том, чем они все занимались, а в том, что ему отчаянно хотелось просто вписаться в их тесный мирок. Черт, они могли бы жевать стекло и харкать кровью на свои рубашки, и Джон бы все равно жаждал, чтобы они приняли его в свою игру.
Те шесть часов, что он проводил на крыльце, с комиксами или со сто раз изученным упавшим птичьим гнездом в руках, казались долгими, как зимние месяцы. Слишком много времени для тоски и раздумий. Он всегда надеялся, что его усыновят, а в такие одинокие моменты, это желание обуревало его еще сильнее: даже больше, чем быть среди других детей, он хотел семью, настоящих мать и отца, а не просто опекунов, которым платили за то, что они растили его.
Он хотел кому-нибудь принадлежать. Он хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему: Ты – мой.
Конечно же, теперь, когда он знал, кто он на самом деле... и когда жил как вампир среди вампиров, он стал понимать эту фишку с «принадлежностью» гораздо лучше. Несомненно, люди тоже имели понятие о семье, браке и подобной хрени, но его истинная природа была более животной. Для него понятие кровных и брачных уз было гораздо более примитивным и всепоглощающим.
Когда он думал о своем печальном детстве, грудь стягивало болью, хотя и не потому, что он хотел вернуться в прошлое и сказать тому маленькому мальчику, что его родители придут за ним. Нет, ему было больно от того, что все, чего он так хотел, в конечном итоге его чуть не уничтожило. Его действительно усыновили, но в новой семье он так и не прижился. Затем в его жизнь ворвались Тор и Вэлси, они рассказали ему, кем он был на самом деле, дали ему короткое ощущение дома... а затем исчезли.
Так что Джон мог сказать однозначно: лучше не иметь родителей вовсе, чем иметь их какое-то время, а потом потерять.
Да, конечно, физически Тор вернулся в особняк Братства, но он все равно был от Джона очень далеко: и даже если сейчас он признал все свои ошибки, уж очень часто он уходил, и теперь, когда все-таки почти вернулся, стало слишком поздно.
Джон пережил все эти заморочки с Тором.
– Вот зеркало. Посмотри что получилось, приятель.
Джон благодарно кивнул и подошел к большому, в полный рост, зеркалу в углу. Когда Блэй вернулся со своего затяжного перекура, а Куин вышел из занавешенной каморки, Джон повернулся, чтобы взглянуть на то, что теперь красовалось у него на плечах.
О,
Но главное, что бы ни случилось потом, не важно, найдет он Хекс живой или мертвой, она всегда будет с ним.
Будь он проклят, но последние четыре недели с момента ее похищения были самыми долгими в его жизни. И до этого дни тянулись, как чертова резина. Не знать, где она. Не знать, что с ней произошло. Потерять ее... Он жил с таким чувством, будто его смертельно ранили, хотя его тело было целым, руки и ноги не сломаны, а в груди не засела пуля, и не торчал нож.
Но опять же, в его сердце, Хекс принадлежала ему. И даже если у него получится найти ее и вернуть в жизнь, в которой ему не будет места, это нормально. Он просто хотел, чтобы она была жива и здорова.
Джон посмотрел на татуировщика, положил руку на сердце, и низко поклонился. Когда он выпрямился, парень протягивал ему свою руку.
– Всегда пожалуйста, приятель. То, что тебе понравилась моя работа, для меня много значит. А теперь давай я смажу татуировку и наложу повязку.
После того, как они пожали друг другу руки, Джон показал знаками, а Блэй перевел:
– В этом нет необходимости. Рана затянется в два счета.
– Но понадобится время, чтобы… – татуировщик наклонился, осмотрел свою работу, а затем нахмурился.
Еще до того, как парень начал задавать вопросы, Джон сделал шаг назад и выхватил свою рубашку из рук Блэя. Дело в том, что чернила, которые они принесли с собой, были взяты из запасов Ви, а это значило, что в состав входила соль. Имя и эти потрясающие узоры въелись в кожу навсегда, и она уже исцелилась.
Одно из преимуществ быть чистокровным вампиром.
– Татуировка рулит, – сказал Куин. – Ну, просто чистый секс.
Как будто по команде, женщина, которую он только что отымел, вышла из-за занавески, и было трудно не заметить, как на лице Блэя мелькнула боль. Особенно, когда она сунула листочек бумаги в задний карман штанов Куина. Несомненно, там был написан номер телефона, но ее надежды были напрасными. Как только парень поимел кого-то один раз, на этом все заканчивалось – словно его половые партнеры были едой, которую невозможно поглотить дважды, и после нее не оставалось отходов. Но, к сожалению, похоже, эта Кэт вон Ди [9] втрескалась в Куина по уши.
9
Kat Von D (настоящее имя Катерина Драхенберг, нем. Katherine Drachenberg; род. 8 марта 1982, Нуэво-Леон, Мексика) - американский мастер-татуировщик и галерист.
– Позвони мне, – прошептала она ему с уверенностью, которая со временем исчезнет без следа.
Куин слегка улыбнулся:
– Удачи.
Услышав это слово, Блэй расслабился, напряжение покинуло его широкие плечи. В мире Куина, «Удачи» было синонимом «Я больше никогда не увижу, не позвоню и не трахну тебя».
Джон достал бумажник, который был набит тоннами купюр и еще хрен знает чем, и выудил четыре сотни. Что было вдвое больше, чем стоимость тату. Когда мастер начал качать головой и говорить, что это слишком много, Джон кивнул Куину.