Возлюбленный мой
Шрифт:
И это было именно то, на что он рассчитывал.
Направляясь к мостам-близнецам, он проехал мимо пустыря, окруженного сетчатым забором и замедлил ход. Господи... именно здесь когда-то стоял ЗироСам, пока не превратился в кучу мусора. На табличке виднелась надпись «В процессе продаже».
Вот так и случается. Святое место пусто не бывает, как говориться – если с новым клубом произойдет то же самое, что и с клубом Рива, его место в скором времени займет еще один.
Так и в ситуации с отцом. В мгновенье ока Лэша заменили
Что заставляло чувствовать себя таким несущественным. Абсолютно бесполезным.
Внизу, под мостами, он очень быстро искомое, хоть и не хотел в этом так отчаянно нуждаться. Под эстакадами ютились отбросы, что спали в картонных коробках и сгоревших машинах, и Лэш подумал о том, насколько же они похожи на бродячих собак: ведомые лишь инстинктом поесть, ко всему подозрительные, из-за имеющегося за плечами жизненного опыта, изъеденные болезнями.
Даже аналогия с чесоткой тут подходила.
Он не был привередливым, они тоже. И вскоре в салоне сидела женщина, которая охала и ахала не в порыве восхищения салоном AMG, а радуясь пластиковому пакетику с коксом, что он вручил ей. Она вскрыла его сразу же, пока Лэш вез ее к темному проему в массивном бетонном фундаменте моста.
Она успела нюхнуть всего один раз.
Он накинулся на нее в мгновение ока, и было ли дело в его жажде или же ее физической слабости, он смог сразу же полностью подчинить ее себе, пока пил из ее вены.
Вкус ее крови напоминал помои.
Закончив, он вышел из машины, обошел ее, и выдернул женщину из салона за шиворот. Цвет ее кожи изначально был бледным, сейчас же она стала серой как цемент.
Она скоро умрет, если уже не умерла.
Он застыл и посмотрел ей в лицо, отмечая толстые шрамы на коже и лопнувшие капилляры, которые красили щеки в нездоровый румянец. Когда-то она была ребенком. Свежей, чистой и невинной.
Конечно же, время и жизненный опыт изрядно ее потрепали, и теперь она напоминала бездомное животное, одинокое, грязное, на грани смерти.
Бросив ее на землю, он наклонился, чтобы прикрыть ей веки…
Господи... Иисусе.
Подняв руку, он посмотрел сквозь свою ладонь на речную воду.
Гниющей плоти больше не было – была лишь темная тень... вместо того, чем он когда-то писал, дрался, управлял машиной.
Задрав манжеты плаща, он увидел, что его запястье по-прежнему было осязаемым.
И в тот же момент его накрыл прилив сил – потеря плоти больше не печалила, а наоборот радовала.
Сын был... подобием своего отца.
Он не закончит как та шлюха, которую он ударом ножа отправил обратно. Он вступал на территорию Омеги, не гнил заживо... а трансформировался.
Лэш начал смеяться, волны удовлетворения рождались в его груди, поднимаясь к горлу и вырываясь изо рта. Он упал на колени рядом с мертвой женщиной, и с облегчением…
Внезапно он дернулся в сторону и изрыгнул
Нет времени любоваться зарождающейся новой формой.
Жестокие рвотные позывы ломали его так сильно, что он практически ослеп от взорвавшихся перед глазами звезд.
Глава 51
Сидя в личных покоях, Пэйн изучала пейзаж Другой Стороны. Ковер из зеленой травы, тюльпанов и жимолости тянулся до самого кольца деревьев, что окружали лужайку. Над этим великолепием раскинулось всеобъемлющее небо молочного цвета, нависая над пушистыми верхушками деревьев, словно крышка огромного сундука.
Из личного опыта Пэйн знала, что если подойти к краю леса и ступить в его тень, то попадешь... обратно, туда же, откуда ты в этот лес вошла.
Отсюда не было выхода – только с позволения Девы-Летописецы. Она одна владела ключом от невидимого замка, и не собиралась отпускать Пэйн – даже в дом Праймэйла на Другой Стороне, который было позволено посещать остальным Избранным.
Доказательство того, что женщина хорошо знала, кому даровала жизнь. Дева понимала, что как только дочь вырвется на свободу, она уже никогда не вернется обратно. Когда-то Пэйн кричала об этом так громко, что у нее самой зазвенело в ушах.
На самом деле, та вспышка гнева была неким способом борьбы за честность, только вот стратегию она выбрала не самую лучшую. Лучше бы она оставила свое мнение при себе, и тогда, возможно, мать позволила бы путешествовать на Другую Сторону и даже оставаться там. А потом вряд ли Деве удалось бы вернуть ее на эту землю живых статуй.
По крайней мере, теоретически.
В этот момент она подумала о Лэйле, которая только что вернулась со свидания со своим мужчиной. Сестра сияла от счастья и удовлетворения, которого Пэйн никогда не испытывала и вряд ли испытает.
В какой-то мере это оправдывало ее желание к скорейшему побегу отсюда. И даже если то, что ожидало ее на Другой Стороне, кардинальным образом отличалось от ее воспоминаний о коротком моменте своей свободы, Пэйн все равно предпочла бы бегство.
Воистину это страшное проклятие – родиться, но не иметь возможности жить своей жизнью. Она застряла здесь, обуреваемая желанием убить собственную мать, но, несмотря ненависть к этой женщине, все равно не собиралась ступать на этот путь. С одной стороны, Пэйн сомневалась, что сможет победить в этом противостоянии. А с другой... она же смогла избавиться от отца. Убийство матери вряд ли станет для нее новым откровением.