Возмездие теленгера

Белозёров Михаил Юрьевич

– Да никто их не расстреливает! Ешкин кот! – в сердцах воскликнул Петр Сергеевич. – Что мы, уроды какие? Когда-то расстреливали, а теперь не расстреливаем. Что с вашего деревенского брата взять? Пугаем до смерти, обираем до нитки, чтобы неповадно было шляться где ни попадя, и отпускаем на все четыре стороны. Некоторые даже у меня остаются, например Буланов Викентий.

Казалось, он даже смутился от своей излишней горячности.

– Это такой высокий блондин? – спросил Костя.

– Он самый. Из-под самого Донецка к нам бежал за счастьем.

– Так все-таки расстреливали?

– Конечно! – с прежней горячностью сообщил

Петр Сергеевич. – А ты представляешь, что здесь творилось во время войны и сразу после нее?

– Не представляю, – признался Костя.

– Здесь, брат, такое было…

– А что было?

– Беззаконие, что еще может быть в такое время? Шастали целыми бандами, хотя вокруг вовсю свирепствовала чахомотка. Эти сволочи мало того, что обирали мертвых, отрезая им пальцы, чтобы снять кольца, или вырывали плоскозубцами золотые зубы, так они нападали на живых! Изверги! Вот нам и пришлось объединиться для самозащиты. Расстреливали при малейшем подозрении и бросали в огонь, чтобы зараза не распространялась. Поэтому мои архаровцы такие неуправляемые. Затем мародер пошел косяками за произведениями искусства. Этих тоже расстреливали. А обратил ли ты внимание, что у нас в городе нет собак?

– Нет, не успел – простодушно признался Костя.

Горяч был Петр Сергеевич, горяч и холеристичен, но искренен и честен. Это подкупало.

– Это потому что они питались человечиной! Мы их тоже того… перестреляли! Жаль, конечно, несчастных тварей, но пришлось. Потом у нас с кайманами что-то вроде негласной договоренности образовалось: они сами по себе – в центре, а мы сами по себе, все больше по окраинам, и друг друга не трогаем. Расскажи-ка мне лучше, Костя, какое сейчас положение в деревне.

– В какой деревне? – насторожился Костя.

Еще расскажу что-нибудь не то о Чупе, подведу людей, насторожился он. Да и зачем ему наша богом забытая деревня?

– В твоей родной, – попросил Петр Сергеевич.

– А-а-а… – прикинулся Костя простаком, – деревня у нас большая…

– Сколько дворов?

– Полста.

– Значит, крепко сидите?

– Ну да… – ответил Костя, не понимая, куда клонит Петр Сергеевич.

– Это хорошо! – резюмировал Петр Сергеевич, налегая на «о». – Народ нам нужен, вот что! В народе теперь вся сила! Нормальный народ, с нормальными рефлексами, не испорченный войной и цивилизацией, не живущий на дармовщинке, за счет былого, а работающий в поте лица своего! Я и сам не знаю, на кого больше опереться в предстоящей войне. Свои вроде ближе и понятнее, а деревенские безгрешные, как святые. Но свои – они же трутни, руками ничего не умеют делать. Их лучше в политику совать, а вот ваши – это соль земли. Без деревенских мы пропадем. В деревенских теперь вся сила, – повторил он убежденно. – Это я тебе, брат, точно скажу! Вот такой расклад на данный исторический момент.

Ха, подумал Костя, возгордясь, об этом же и Захар Савельевич твердил. Значит, они находятся на одной идеологической платформе. И так у него здорово вышло с этой платформой, что он невольно заулыбался. И так ему после этого захотелось рассказать свою историю Петру Сергеевичу, что едва не выложил все как на духу. Сбросить с себя тяжелый крест, а там пускай взрослые решают, куда идти и как запускать эту самую ретрансляционную ракету, от которой зависит наша дальнейшая светлая жизнь.

– Ну, а народ, он к чему склонен? – снова пристал к нему Петр Сергеевич.

– Народ? – переспросил Костя и

представил себе этот самый народ.

Народ ни к чему склонен не был. Это была сущая правда. Самогона попить, вертолет сбить, чтобы снять с него пушку, подраться, в клуб на танцы сбегать, «промысел» заныкать от общества. Много к чему был склонен деревенский народ. Он, правда, мог и картошку посадить, и рыбки наловить, но ведь для своего же пуза. Идеализировал его Петр Сергеевич, сидя в городе, считал чуть ли не святым и боголюбивым. Но ответить так Костя посчитал некорректным. Требовалось отвечать с каким-то иным смыслом, а с каким конкретно, он не знал, не имел ни малейшего понятия.

– Поднимется ли он на борьбу с оккупантами?

– С какими оккупантами? – спросил Костя.

Никаких оккупантов он и в глаза не видел. Если Петр Сергеевич имеет в виду кайманов, то это вроде свои, только мутанты. А американцев они лишь на Стене и видели, да и то они были такими доброжелательными, что даже маски подарили. Какие же это враги? Нет, если покажут на кого-то пальцем, будем бороться, куда денешься. Или я чего-то не понимаю? – подумал он в растерянности. Не было у него злости ни к кому конкретно. Должно быть, я еще чего-то не понимаю, решил он и сказал на всякий случай:

– Кайманы без американцев – не сила!

Петр Сергеевич согласился:

– Верно, не сила, и у меня такое же мнение. Да мы их в бараний рог за неделю скрутим! Ешкин кот! – И требовательно посмотрел на Костю, ища подтверждения своим словам.

– А больше я оккупантов не знаю, – добродушно признался Костя.

– Ладно, бог с ними, с оккупантами, – закруглил разговор Петр Сергеевич и со вкусом отхлебнул чаю. – Ты сам-то пей, пей, – сказал он, пододвигая ему сушки, твердые как камень. – В чай макай и пей, – посоветовал он. – Я хочу одно понять, вот ты говоришь, что вы «мстители». И это хорошо! Предположим, я тебе верю. Я еще ни одного «мстителя» в глаза не видел. Но, во-первых, кому и как ты собираешься мстить? А во-вторых, что нам потом, после падения пиндосов, делать? Как народ в города привлечь, чтобы здесь снова жизнь бурлила? Я, например, хочу для народа Петергоф открыть! Пусть любуется неземной красотой! А что?! Я думаю, что на красоту он пойдет, как голодная рыба на крючок!

– Я не знаю… – растерянно пожал плечами Костя. – Нам Захар Савельевич об этом ничего не говорил, то есть он, конечно, говорил, что надо захватывать власть, но как конкретно, я не знаю.

– Ага, значит, все-таки говорил?! – приподнял одну бровь Петр Сергеевич.

– Говорил, что мы должны российскую власть установить.

– Это хорошо… – снова в задумчивости отхлебнул чаю Петр Сергеевич. – А как конкретно ты мстить собираешься?

Костя на мгновение задумался, и эта заминка не ускользнула от внимания Петра Сергеевича. Лицо его сделалось весьма располагающим к откровению, даже усы подобрели и уже не так воинственно торчали в стороны.

– Есть такая штука…

И Костя чистосердечно рассказал Петру Сергеевичу обо всем том, что рассказывал ему Дядин, но до самого того момента, где надо было ехать в Кронштадт, – сообщать об этом у Кости язык не повернулся. Оставил он себе крошку тайны. Поостерегся на всякий пожарный, чтобы потом не жалеть.

– Значит, тебя в детстве закодировали?! – удивился Петр Сергеевич. – Ешкин кот!!! «Записали» в тебя не только то, что ты должен увидеть, но и то, что должен пережить?! Да-а-а, брат…