Возможность ответа
Шрифт:
Он взглянул на меня поверх очков, и мне показалось, будто в переносицу ткнули чем-то острым и холодным...
8
...Обратный путь в джунгли был долгим. Мы петляли по горным тропинкам, кружили вокруг озера, сквозь прозрачную воду которого отчетливо просматривалось каменистое дно. Кэп высылал дозорных, пытался установить, нет ли погони, не следят ли за нами.
Коротышка, утверждавший, что джунгли для него - родной дом, делился со мной своими знаниями.
– Видите, док, большой белый цветок? Это, черт его побери, ядовитый лакс. Неосторожная букашка сядет на него - уже не взлетит. Верно говорю. Цветок
– Думаешь, лакс создан специально, чтоб тебя караулить?
– вмешался в разговор Ник и угрюмо покачал головой.
– А для чего же, черт побери, такая пакость существует?
– запальчиво спросил Коротышка.
– Ты, сам по себе, тоже бываешь опасен - и не только для лакса. Ты сам по себе, и он - сам по себе. А когда столкнетесь, тогда и начинаете выяснять отношения. Оно, конечно, приятно думать: вот я, цаца великая, пуп на ровном месте. Да ведь это только кажется, что мир придуман богом специально для тебя. Как бы не так!
Я с интересом приглядывался к Нику, к его вдавленному лицу с нечистой пористой кожей, к толстым губам, между которыми то и дело блестят желтые, вкривь и вкось насаженные зубы. Оказывается, этот угрюмый человек, эта машина разрушения умеет иногда и размышлять. Пожалуй, я недооценивал его.
– А мне наплевать, что там задумал бог. Я смотрю со своей точки, черт побери!
– Со своей кочки, - небрежно поправил его Ник.
– Все мы смотрим со своих кочек и поэтому не видим дальше собственного носа.
– Разрази меня бог, но если этот цветок создан и не на погибель нам, то, во всяком случае, он для нас бесполезен.
– Это другое дело, - согласился Ник, и тогда у меня вырвалось:
– Он не может быть бесполезным.
Три лица повернулись ко мне, три лица - три выражения.
– Полагаете, что его яд можно использовать для лекарства?
– еще раз удивил меня Ник.
Я улыбнулся:
– Вы сами только что напоминали, что мир не создан специально для человека.
– И что же вытекает из этого?
– поинтересовался Кэп.
– Красота уже сама по себе не бывает бесполезной. Она свидетельствует о гармонии частей, а значит, о совершенстве конструкции, о чистоте идеи. Если же говорить о красоте природы применительно к человеку, то уже само созерцание ее лечит...
– Благотворно влияет на души?
– В спокойном голосе Кэпа пробивалась ирония.
– Я сказал достаточно, чтобы вы меня поняли. А соглашаться или не соглашаться со мной - это ваше дело.
Прошло всего восемь дней, а новая буровая уже готова. Неподалеку строится вторая. На первую буровую временно назначили мастером Овсяную Кашу. Под его началом находился десяток человек из племени импунов, вторую буровую ставили импуны под руководством Ника. Коротышку Кэп назначил начальником охраны, состоящей из двадцати воинов. В заместители себе Коротышка взял - не без моего совета - Касита, сына вождя. Ведь он был довольно смышленым малым. К тому же мне казалось, что тот, кто испытывал несправедливость и преследование, будет больше сочувствовать другим. Я не мог тогда знать, как глубоко ошибаюсь...
С удивлением наблюдал я, как быстро менялись импуны. Они начали напяливать на себя разноцветное тряпье, которое выпрашивали, выменивали и просто воровали у белых. Один щеголял в армейских брюках, другой - в шортах. Третьему не удалось пока достать брюк, и он обходился набедренной повязкой, но зато на шее у-него болтался шарф, а на руке - ремешок от часов.
Навыки работы прививались медленно, трудно. Зато быстро и легко импуны усвоили некоторые жесты и повадки, даже походку белых. Они научились небрежно сплевывать в сторону, как Овсяная Каша, ходить вразвалочку, как Ник, употреблять "черт побери" и "разрази меня бог".
По мере того, как я размышлял над этим "приобщением" к цивилизации, мне становилось все грустней и беспокойней. Почему люди так быстро усваивают худшее, почему так карикатурно начинается для них цивилизация? Я составлял формулы и уравнения, выводил зависимости, сравнивал с тем, что читал в книгах, и делал свои выводы.
Больше всего меня занимал вопрос: что теряют импуны в этом процессе? Как быстро? Каков баланс между потерями и приобретениями?
Я понимал, конечно, что видимое, пестрое, яркое усваивается быстрей, что импуны вначале не могут разобраться в различной ценности и значимости вещей, явлений. Импун видит, что пришельцы сильны, могущественны, и тоже хочет стать таким. А определить, в чем стоит и в чем не стоит им подражать, он еще не может...
Сегодня я долго шел за одним импуном. Его фигура и походка казались знакомыми. Но на нем были ярко-зеленые шорты, короткая малиновая безрукавка оставляла открытой поясницу. Он был обут в сандалеты и красные носки. Непривычная обувь терла ноги, он слегка прихрамывал. Вместо пояса он повязал разноцветную тесемку. На тонкой разлохмаченной веревке болталась потрепанная сумка.
Он оглянулся, и я узнал в этом чучеле Касита, сына вождя, назначенного по моей подсказке помощником Коротышки. Он отвесил мне поклон:
– Всегда рад видеть тебя, дорогой Дог!
Так импуны теперь называли меня, образовав новое имя - титул он прежнего - "бог" и услышанного от белых - "док".
– Я тоже рад видеть тебя, Касит. Как поживаешь?
– Теперь меня зовут Кас-Бос. Я большой начальник, поживаю хорошо. Никто больше не смеет меня обижать. Многие меня боятся и слушаются. И мой отец большой начальник, почти как я. А ты как поживаешь, добрый Дог?
– Можно мне посмотреть, чем ты теперь занимаешься?
– спросил я вместо ответа.
– Надо только предупредить почтенного мистера Коротышку, - уклончиво ответил он и благосклонно кивнул головой.
– Пойдем со мной.
Почтенный мистер Коротышка встретил большого начальника Кас-Боса совсем не так, как тот предполагал. Только мое присутствие сдерживало Коротышку от крепких словечек и зуботычин.
– За что только тебе, черт побери, деньги платят? Ты такой же дикарь, как и эти твои родственнички, разрази меня бог! Два дня столбы поставить не можете, лентяи! Лишь воровать горазды. Извините меня, док, но эти ублюдки украли уже четвертое сверло!