Вознесение
Шрифт:
И поглядите, как хорошо я устроилась!
У меня есть работа, есть кабинет, почти личный, и паучник в горшке, который цветет и пахнет, невзирая на литры вылитого на него кофе. К тому же я отвечаю за десяток малолетних психов, среди которых — шестнадцатилетняя убийца, повернутая на апокалипсисе.
Не забывай благодарить Господа за Его милости, Габриэль.
Поступай так, как учишь других. Куандо те тенго а ти, вида, куанто те кьеро.
И заведи себе Дневник благодарности, твою мать.
Я возвращаюсь с утренней проездки, а дома меня ждет почта: посылка и конверт. По прыгающему почерку на коробке узнаю руку моей подруги Лили. Внутри — записка с предписанием «повеселиться от души» и мягкий,
В конверте — открытка из Канады, от Пьера и его семьи. Жоэль, тот близнец, что на девять минут младше, прислал рисунок — я в инвалидном кресле, с воздушным шариком в руке, бананообразной улыбкой и длиннющими ресницами королевы красоты.
Несколько часов спустя, посреди танц-терапевтического занятия, четыре девочки в крайней стадии ожирения затевают драку, и мне приходится звать дополнительную подмогу. В результате к тому моменту, когда мне передают просьбу доктора Шелдон-Грея явиться к нему в кабинет, я чувствую себя настолько несчастной, насколько это возможно для колясочницы, которая в день своего тридцатишестилетия оказалась в городе, где у нее нет друзей. В кабинете директора меня ждет новость. Памятуя о моей нечаянной просьбе, босс организовал мне светский дебют — сегодня, на благотворительном вечере в отеле «Армада».
Ужин включен, — сияет он, вручая мне приглашение. — Коктейль в полвосьмого.
Замарашка поедет на бал!
После всех сегодняшних треволнений сия перспектива меня почему-то не радует. Я попросила достать приглашение в одном из тех приступов лихорадочного оптимизма, которые накатывают на меня время от времени, и с некоторых пор я стараюсь им поддаваться, чтобы совсем не увязнуть во мраке. Теперь же моя идея — поймать какого-нибудь незадачливого ученого и попытаться с его помощью выяснить, есть в бредовых фантазиях Бетани рациональное зерно или нет, — видится мне в ином свете. Дурацкая, непрофессиональная, наивная до безобразия затея.
— Спасибо, — говорю я. — Приду с удовольствием.
«Ну что, Габриэль Фокс, эффектные появления на высоченных шпильках вам больше не светят», — думаю я, объезжая лужу жира на полу огромной кухни отеля «Армада». Золушку понизили в статусе, и на бал она прибудет не через парадный (необорудованный) вход, а через служебный. Громыхание кастрюль, шипение жира и свист пароварок — придется ей привыкать к этим звукам. Публика рыдает. Качу мимо деловито шумящих посудомоечных машин, необъятных духовок и забрызганных соусами поваров; распахиваю двустворчатую дверь и, миновав скучный коридор, внезапно оказываюсь в шуме и гаме разодетой толпы. Моему взору предстает все то, что в «жизни до» доставляло мне виноватое удовольствие, а после аварии начало страшить: мужчины в смокингах, женщины, демонстрирующие «парадную» часть своего гардероба, официанты с подносами, полными бокалов и затейливых, экспериментального вида закусок. Чуть погодя начнутся неизбежные в таких случаях хвалебные речи о неустанных трудах неизвестных энтузиастов. В качестве утешения напоминаю себе: в конце концов, я тут по делу, ищу знающего человека, чтобы расспросить его о природных катаклизмах — вроде смерча в Абердине — и методах их предсказания. В надежде разыскать список гостей, не залезая в толпу, объезжаю зал по периметру, прячась за рядами растений в кадках.
— Добро пожаловать! Какое чудесное на вас платье!
— Э-э-э… Спасибо. — Выдавливаю из себя улыбку. — Подруга подарила. Сегодня я в нем первый раз.
По правде говоря, я чувствую себя жалкой притворщицей, которой здесь явно не место: существо среднего пола, прикинувшееся женщиной. Кроваво-красное платье на стоящей во весь рост женщине выглядело бы элегантным, но, втиснутое в коляску, кажется вульгарным. Грудь выпирает из выреза словно два шарика ванильного мороженого — «смотрите, какие мы вкусные!». Я — бюст на колесах. «Парализованная Барби отправилась на поиски приключений, но по весьма прозрачным причинам уходит домой одна».
— До чего же это воодушевляет — видеть, что здесь, среди нас, присутствуют самые настоящие жертвы этой болезни, — говорит моя собеседница заговорщическим тоном, не убирая руки. — Наглядный пример тому, что так дальше нельзя. А какой в этом позитив! Обожаю позитив. Готова поспорить — вы тоже. — Тут она ободряюще хлопает меня по голому плечу: давай, мол, подруга. — Какая же вы молодец! Сколько в вас мужества! — развивает она свою мысль по дороге к главному залу, где нас встречает море задниц и кушаков-камербандов. — И не думайте возражать! Я знаю, какая это мука, — у моей племянницы Джилли точно такой же диагноз. Ее отец иначе как «СД» это не называет. Расшифровывается как «сволочная дрянь».
Наконец до меня доходит. Спинальный дизрафизм — порок развития позвоночника. Господи, и как мне от нее избавиться? Жаль, в этом городе нет газовой камеры.
Простите. Это — результат аварии, — говорю я, похлопывая кресло, как старого верного друга. Каковым оно никогда не станет. — Может, вам лучше поговорить вон с теми людьми? — предлагаю я и показываю на трех колясочников — предположительно настоящих жертв СД. Раз они герои вечера, пусть сами и отдуваются.
— Аварии? — не отстает она.
Любопытство — это такое качество, которое мы приветствуем в себе и презираем в других.
— Автомобильной. — Со временем я научилась не вдаваться в подробности.
— Боже правый! Какая жалость. Вы такая привлекательная!
«Вы правы, — вертится у меня на языке. — Лучше бы на моем месте оказалась жуткая уродина. Ее-то вы б не жалели».
Но люди хотят, как лучше. Лучезарно улыбаясь, выполняю лихой пируэт на заднем колесе и быстро качу к дверям. У инвалидной коляски есть одно полезное свойство: перед ней толпа расступается, как воды Красного моря. Доктор Шелдон-Грей в белом смокинге пришел с женой, Дженнифер, — узнаю ее по фотографии, которую видела у него в кабинете и которая ей льстит — пухлая филейная часть с полоской трусов в кадр не попала. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к своей манере машинально оценивать задницы?
— Где тут список гостей? — спрашиваю я, едва поздоровавшись.
— У администраторской стойки, наверное, — подсказывает Дженнифер. Явно обрадованный, что я нашла себе занятие, Шелдон-Грей улыбается, неопределенно подмигивает, просит его извинить и, прихватив жену, растворяется в толпе: пожимать руки. Я снова пускаюсь в плавание.
Список гостей висит на доске объявлений — всего на пару сантиметров выше, чем нужно, и, судя по моим ощущениям, у него есть все шансы стать последней соломинкой. После нескольких попыток дотянуться до списка я уже почти готова капитулировать и отправиться домой, но в этот момент из набитого зала выныривает высокий мужчина, вытирая лицо салфеткой. Заметив мое затруднение, он подходит, срывает листок со стены и с театральной торжественностью вручает его мне.