Возраст не помеха
Шрифт:
– Слушай, а зачем ты это делаешь? Рискуешь так, ведь если немцы тебя раскусят… – тихо, шепотом спросил вдруг Малыш, лежавший рядом.
Переправившись, мы заняли позиции и ждали момента для броска дальше. «Люстры» висели и здесь, поэтому пройти было непросто. Впереди, на приличном расстоянии виднелось здание элеватора, рядом с которым иногда что-то вспыхивало. Трассеры что ли?
– Не понял? – я взглянул на огромного разведчика, носившего смешное для него прозвище Малыш. Практически в полной темноте я сумел разглядеть его глаза и понял, что парень реально переживает за
– Ведь немцы далеко не дураки! – пояснил он.
– Совсем не дураки, – кивнул я, соглашаясь. – Так уж получилось, товарищ Малыш. – Он улыбнулся. – Раз оказался у немцев, надо искупать теперь.
– Ты ж не красноармеец, чтобы искупать, какая на тебе вина? Ты ж малец еще, тебе в школу надо, а ты тут…
– Когда отца убило бомбой, а маму фрицы расстреляли, я решил, что рано или поздно, но я начну рвать врагов, вот и выполняю, зарок такой. О том, что душа за Родину болит, говорить не стану, не поверите. Да, сам пока кроме малолетних диверсантов никого не убивал, но даже секунды думать не буду, когда наступит такой момент. Вы же в курсе, чему я обучен, убивать немцы учили очень хорошо.
– Суки, ты вообще не должен знать, что такое смерть. Тебе жить надо, учиться. Что ты в жизни видел, кроме войны? Ладно мы, красноармейцы, нас специально готовили к войне, мы все втроем еще на финской воевали, но таких, как ты, тут быть не должно. Меня, кстати, Борисом зовут.
Я в ответ тоже назвался, хотя они и так знают.
Парень выглядел очень взволнованным, а мне стало стыдно. Я врал, врал и вру всем, с кем встречаюсь, как же это тяжело, кто бы знал! А ведь Малыш попал в самую точку, спросив, зачем я на это иду. Ведь правда, кто мешал мне просто прикинуться беженцем и все, был бы сейчас где-нибудь далеко от фронта и войны, учился бы в школе и в ус не дул. Но я решил, что я Рэмбо. На хрена я полез, что изменю? Слышал же в штабе, они не собираются кидать сюда войска без конца, требуют держаться тем, что есть, и я ведь знаю почему.
Нет. Опять я начинаю истерить, ведь вроде давно все решил, а мысли нет-нет да и появляются, весь я из противоречий. Все же я знаю, зачем я здесь. Я здесь, чтобы парней осталось хоть немного больше после Сталинграда, да, их могут убить и позже, вероятно даже и убьют, но, раз уж меня сюда привезли, я буду стараться помочь именно здесь. Кто знает, вдруг тот, кто не погибнет тут, впоследствии сделает что-то важное в следующем бою? Под Курском, Киевом или вообще Берлином, но это действие может быть таким важным, что другие померкнут.
Короткими перебежками, от кучи к куче, от стены к стене, мы углубились в районы, когда-то застроенные частными домами и редкими кирпичными зданиями. Здесь был практически пустырь из куч мусора, лишь впереди, в районе Царицы что-то еще уцелело, а вообще, жуть берет от увиденного. Кстати, в этой части города мало трупов, попадаются, но реже, чем в центре. Вроде как немцы здесь быстро смяли нашу оборону, мало тут было сил, может поэтому и трупов мало?
– Смотри, вчера ходили, немцы были вон за той водокачкой. («Опять водокачка», – подумал я.) Штаб там у них или еще что-то, не знаю, но суета стояла знатная.
– Хорошо, – кивнул я, продолжая смотреть в нужную сторону. – Осторожнее на обратном пути, товарищи разведчики, – искренне сказал я.
– Это тебе удачи, братка, – Малыш осторожно похлопал меня по спине своими ручищами с лопату размером. – Береги себя!
Снайпер, все время пути молчавший, пожал руку, так же пожелал удачи и вместе с Малышом пополз назад. Командир разведчиков задержался.
– У Малыша брат недавно погиб, похоронку прислали, пятнадцать ему было.
– Он тоже в армии был? – удивился я.
– Нет, накрыло бомбой в Калинине. Переживает, а ты похож на него, он еще в первый раз заметил, хоть ты и помладше будешь.
– Когда представляю, сколько народа гибнет, хочется завыть, – выдохнул я. Мне правда хотелось выть, причем давно, с двадцать второго июня прошлого года, если точно. Радость от получения нового тела и новой жизни сменилась на злость буквально за несколько часов. Никогда не забуду ощущения от нового тела, а также женщину, которую приготовился изнасиловать долговязый упырь в серой форме. Не забуду женщин и детей, которых убивали походя, не заостряя на этом внимания. Мальчишек и девчонок…
«Стоп, хватит соплей, будет время, можно и вспомнить, но не сейчас».
– Береги себя, мы будем рядом, велено ждать, вдруг у тебя получится что-то передать срочное. Найдешь нас легко, свистни пару раз коротко возле того места, где пережидали, понял?
– Если получится вырваться, конечно, сделаю, – пожал я плечами. – А вообще, почему не ударят по немцам, если знают расположение?
– Больших орудий мало, обещали на днях пополнение, тогда будет чуть легче. Да и что толку вслепую стрелять, это ж не снайперская винтовка. Отстреляемся мимо, так еще и раскроем местонахождение, враз накроют, и опять останемся без артиллерии. Не все так просто, парень, как кажется.
– Кстати, как бы трудно это ни было, но передай куда сможешь, что немецкие артиллеристы очень редко стреляют с одного места. Если им ничего не угрожает, могут и постоять, маскировкой они озабочены серьезно. А так, два-три выстрела всей батареей и сворачиваются. Далеко не уходят, но от возможного накрытия уклоняются и вновь тщательно маскируются. Я как-то мимо позиции пробегал, сразу даже не понял, что там пушки стоят, пусть наши думают. Ладно, я пошел, и это, командир, дай нож на секунду, – вспомнив, что хотел сделать, попросил я. Разведчик протянул финку рукоятью ко мне.
Взял левой рукой, правой зажал лезвие и, подняв на уровень лба, острым кончиком процарапал себе кожу над бровью, задев и висок.
– Ты чего, сдурел?! – чуть не закричал лейтенант, с силой отнимая у меня нож.
– Нормально все, – я поморщился, было действительно больно, – попробую новый вариант, думаю, получится.
Сгребая рукой землю, набрал в ладонь и начал втирать в лицо. Щипало, дергало, кровь льется ручьем, переборщил, однако, рану-то делал не острием, а кончиком, рваную, так правдоподобнее, но не учел остроты финки. Глубоко слишком, кровь реально течет, а хотел сделать, чтобы немного кровила. Эх, ладно.