Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12
Шрифт:
В тот момент ему было откровенно наплевать на чувства отца. Поначалу даже не поверил в них. Потому что испугался. Когда видел, как взлетает в воздух гостиница, в которой должна была быть и Марианна. Когда почувствовал, как над их домом повис дух Смерти.
Потом едва не сошел с ума от облегчения, поняв, что она жива, что ее спрятали. И именно тогда он и принял это решение. Спрятать ее не только физически. Спрятать от всех. Чтобы ни одна живая душа не могла пробиться в ее сознание, ощутить на расстоянии ее местонахождение. Сэм не был идиотом, он не поверил в то, что Ник мог убить Марианну. Он видел, какими глазами тот смотрит на мать. Черт, он ощущал бешеные эмоции воскресшего отца к своей жене, и каждый раз напоминал себе, что они ничего не значат. Жизнь с Мокану — это посиделки на пороховой
Но Самуил понимал и то, что кто-то явно хочет нанести вред его матери… или же отцу через нее, а, значит, должен был помешать сделать это. И он оставил колледж и поехал к матери, чтобы обеспечить ей необходимую защиту.
И все же уступил. Не смог остаться равнодушным, слыша ее зов. Ощущая, как тщетно она бьется о ту энергетическую стену, которой он огородил ее от всего остального мира. Слушал, как с другой стороны раздаются такие же глухие удары от отца, и сжимал челюсти, чтобы не поддаться. Чтобы заставить Мокану испить полную чашу той боли, которой питались они с матерью последнее время. И сдался, чувствуя, как слабеет она с каждым днем все больше без своего мучителя, сдался, чувствуя все большее опустошение, исходившее от обезумевшего Мокану. Он ненавидел себя за эту слабость… но сдался.
Еще одна раздражающая смска, и Сэм все же провел пальцами по экрану смартфона. Снова Уилл. Самуил нахмурился, увидев изображение, присланное другом. На нем Ками, прислонившаяся спиной к стене какого-то кафе и улыбающаяся высокому парню, нависающему над ней. На другом фото ублюдок поправляет волосы ей за ухо, а сестра смущенно улыбается.
Сэм закрыл глаза, прислушиваясь к себе, пытаясь найти энергетику сестры, попутно вдыхая глубоко, чтобы не наорать на наглую девчонку, откровенно наплевавшую на запрет старшего брата подходить к этому жалкому смертному. В принципе подходить к кому-либо, кроме его друзей, которые знали, что за одни только грязные мысли о Камилле Мокану могут поплатиться как здоровьем, так и жизнью. Как, например, мерзавец Коллинз, позволивший себе пошлую шутку о Ками. Сэм подловил урода возле клуба, в котором тот посмел высказаться так о его сестре, и на глазах у всей компании так отбил тому смазливое лицо, ребра и яйца, что теперь Коллинзам не светило потомство. Он, конечно, предпочел бы по-другому наказать придурка. Предпочел бы мучить того долго, срезая кожу полоску за полоской или осушить его до дна… но ему было необходимо устроить наглядную демонстрацию для всех остальных смертных парней, крутившихся возле его сестры.
"Камиии… девочка моя, где ты?"
Молчание в ответ, но он был уверен, что сестра его услышала. Просто игнорирует, не желая отвлекаться от разговора со своим кретином.
"Ками… каждая секунда твоего молчания будет стоить этому идиоту капли крови. Одна, две, три… "
Сэм ясно представил, как она закатывает свои прекрасные сиреневые глаза и отворачивается от человека, чтобы ответить брату мысленно.
"Заскучал, братишка? Я скоро дома буду"
"Зато ты, как я посмотрю, не скучаешь. Сама пошлешь придурка, или мне помочь тебе?"
"Сэм, не будь таким несносным, тебе не идет. Я сказала, что скоро буду. Мы просто общаемся."
"Вот и отлично. Пошли его общаться с кем-нибудь другим и приезжай домой… или, клянусь тебе, Ками, твой смертный поплатится за твое же своеволие.
"Я поняла. Скоро буду. Задница ты, Сэм. Такая задница"
"Знаю, маленькая моя. А ты моя самая любимая заноза. Жду тебя. Быстро"
Снова взял в руку телефон, думая о том, что пора узнать про этого Каина Кавана больше. Зря он не придал должного значения безумию, сквозившему во взгляде смертного, когда Сэм запретил ему приближаться даже на метр к Камилле. Тогда Кавана лишь усмехнулся и сказал, что не сделает ничего, что не понравится ей самой.
Но это потом. Сэм скинул указание Уиллу даже ценой собственной жизни предотвратить общение Камиллы с кем бы то ни было вплоть до его возвращения. А сам направился к шкафу, стоявшему возле дальней стены. Открыв дверь, он достал маленькую коробку с голубыми хрустальными пулями внутри и вытянул с верхней полки меч такого же цвета.
Зорич в последнем разговоре дал ему координаты лагеря, в котором расположились Курт со своими сторонниками. Те, на чьей стороне играли сами нейтралы.
Всего одно сообщение Серу, который уже должен был ждать его в паре километров от лагеря, на достаточном расстоянии, чтобы их не почуяли стражи Нейтралитета. Если Мокану решил, что и в этот раз не найдется никого, способного дать ему отпор, то он ошибся.
ГЛАВА 7
Раньше я бы не поверила, предпочла бы найти ему множество оправданий. После всего, что мы пережили, после всего, через что прошли, тот Ник не смог бы вот так предать всех нас. Да, я сама всадила себе пулю в висок, когда поверила в то, что нет никакого другого Ника. Я сыграла в эту рулетку в последний раз, и это был самый настоящий суицид. Боже, сколько раз я умирала из-за него и физически и морально, не счесть. Но чем больше страдаешь, тем, наверное, сильнее становишься или привыкаешь к боли. Я не билась в истерике. Нет. Я даже не анализировала его слова, поступки, обещания. Мне оказалось достаточно того, что я увидела. Нынешний Николас Мокану выбрал свой путь, как много лет тому назад, когда меня не было в его жизни. С этого момента он перестал причинять мне боль. С этого момента он действительно стал для меня чужим… как тогда, когда я отреклась от него после встречи с Анной, а потом все же поверила и… так предсказуемо, так банально обманулась.
Я словно ощутила ступнями лезвие, на котором я танцую один и тот же танец уже чертовых пятнадцать лет. Но то ли оно затупилось, то ли у меня появилось слишком много шрамов, но я уже не чувствовала порезов, хотя и истекала кровью.
Пока мы ехали к границе с Асфентусом, я смеялась. Да, я хохотала, как сумасшедшая, сидя рядом с онемевшим Зоричем. Меня трясло от этого безумного хохота, я накрыла руками свой живот чувствуя, как пинается моя дочь, и смеялась. Рыдать я уже, кажется, разучилась, и глаза жжет изнутри от отсутствия влаги, а меня скручивает пополам от истерического смеха. Я казалась самой себе до ужаса смешной и жалкой. Оттолкнула руку Серафима, когда он помогал мне выйти из машины. Мне не хотелось, чтоб ко мне прикасались, и еще больше не хотелось, чтоб жалели. Чтоб смотрели вот этими сочувствующими взглядами с непониманием и какой-то долей презрения. Да я и сама себя презирала. В какой раз он вытер об меня ноги. В какой раз опустил под грязную воду и удерживал там, наблюдая как я глотаю вонючую жидкость и захлебываюсь, задыхаюсь. Я даже узнаю вкус этой трясины и запах. И я сама в этом виновата. Только я и никто другой. Невозможно получить иной результат, делая одно и тоже.
Боже, какая же дура. Молила о том, чтобы он был жив, и готова была заплатить за это любую цену? Жалкая идиотка. Жри то, что вымаливала, давись, задыхайся и жри. Он вернулся, как ты и хотела… Ты ведь забыла сообщить Вселенной, каким ты хочешь получить своего мужа обратно. С того света прежними не возвращаются. Тебе ли не знать, Марианна Мокану? Ты ведь и сама там не раз побывала. От тебя прежней мало что осталось. Разве что твоя смертельная болезнь и проклятие, а ты… ты уже мутировала в подобие себя самой.
Я перестала искать и ждать Ника. Да и зачем? Сейчас я бежала от него как можно дальше, потому что мой собственный муж отдал приказ казнить меня. Мне не нужны были часы на осознание, как раньше. Увидела его лицо на камере, ледяное с застывшим безразличным взглядом, со сжатыми губами, и поняла, что это конец. Больше не будет оправданий, не будет изнуряющих монологов. Я уже давно потеряла свои розовые очки. Я вижу то, что есть на самом деле, и не нужно лгать самой себе. Николас Мокану вернулся в ряды Нейтралов и появился здесь, чтобы делать то, что у него всегда получалось идеально и профессионально — издеваться и убивать. И в этот раз не выйдет спрятать голову в песок, не выйдет закрыть глаза и постараться ни черта не видеть, кроме своей больной любви к этому чудовищу, а также искать жалкие крохи его любви ко мне. Ее больше нет. Она умерла на той крыше. Осталась в вырванном сердце и истлела на солнце.