Возрождение
Шрифт:
– Почему?
– беззвучно шевельнулись его губы.
– Почему я не смог? Почему не справился? Скажи. Почему моя сила ушла, Великая? Почему я оказался так слаб и не сумел сделать то, что должно?
Статуя холодно промолчала.
Он на мгновение прикрыл погасшие глаза, спасая их от очередной яркой вспышки, а потом с болью посмотрел снова, не замечая, как тугие струи дождя стегают его по лицу, стекая по щекам, как невыплаканные слезы.
– Почему?
– прошептал
– Почему Ты позволила? Почему оставила нас, когда мы так в Тебе нуждались? Наше Гнездо разрушено. Народ предан. Твоя жизнь была обменяна на жалкое существование этих... творений. Так почему Ты позволила им уцелеть? Что Ты увидела в них, чего не сумел разглядеть я? Что отдала им, когда даже у Старших не хватило на это смелости? Скажи, Мать, что я сделал не так?! Где ошибся?!
Над молчаливым островом снова грянул оглушительный гром, заставив разбушевавшееся море испуганно вжаться в скалистое дно, а затем хлестнув коленопреклоненного по щекам тугой плетью холодного ветра.
Он даже не вздрогнул.
– Ты не слышишь меня, - прошептал только с горечью, опустив голову еще ниже и до боли сжав кулаки.
– Ты действительно ушла от нас. Из-за меня. Из-за моей ошибки. По моей вине. Я не послушал Твоего совета и поступил по-своему. Вопреки разуму. Вопреки доводам Старших. Вопреки всему, чему Ты нас учила. И вот расплата... это я погубил наш Народ. По моей вине так случилось. Из-за меня пострадало Гнездо. Но я не смог даже отомстить за него. И не сумел отомстить за Тебя. Наверное, это знак?
Гром грянул снова. На этот раз - с раздражением и неподдельным гневом.
– Прости, - Дракон измучено поник.
– Прости меня, Мама. Я был плохим сыном и оказался никудышным повелителем. Я не выполнил ни одного своего обещания. Но я не мог смотреть на Тебя, не имея даже смутного намека надежды на возрождение. Я сбежал, уведя отсюда остатки нашего Народа. Я не увидел истины, когда она была так близка. Не сумел отыскать предателей, отнявших у Тебя жизнь. Я упустил ИХ из виду, не нашел, куда они спрятались. А теперь даже не смог их покарать.
От третьего удара небес у статуи чуть дрогнули крылья, а с изваянной в черном камне морды на голову мужчины обрушился целый ледяной водопад. Но это не привело его в чувство, не встряхнуло и не вернуло к жизни. Только согнуло еще больше и заставило бессильно опустить плечи, на которых уже много веков лежал тяжкий груз огромной вины.
– Что мне делать, Великая?
– в последней надежде спросил он, вскинув мокрое от влаги лицо и в отчаянии посмотрев на озарившееся вспышкой лицо Матери.
– Подскажи, как быть?
Разбушевавшееся море в ответ глухо зароптало. Невнятно, без угрозы, но ему показалось - это голос самих гор, окруживших израненный берег неодолимой стеной. А следом за ним прозвучал новый раскат грома, который, отразившись от скал, долгим эхом прогремел над головой замершего Дракона.
– Не в том твоя вина...
– вдруг шепнул коснувшийся его щеки легкий ветерок. На грани ощущений. Как отзвук бушевавшей в его душе бури. Слабый, едва ощутимый. Почти невесомый. Но теплый, как ласковое прикосновение матери, и полный невысказанного прощения, от которого что-то болезненно сжалось внутри.
– Не спеши, Тоаркан... сын мой... больше - не спеши и не ищи врага там, где его никогда не было...
Дракон сильно вздрогнул и порывисто вскочил, с внезапно вспыхнувшей радостью уставившись на ожившую статую. Но озарившая небо вспышка уже угасала, взбунтовавшееся под ним море постепенно успокаивалось, теплый ветер бесследно исчез. И лишь с последними секундами затихающей зарницы из толщи мрачного камня... буквально на долю секунды проступило смутно знакомое, невыносимо родное лицо с мягкой улыбкой, женственными чертами и чуть раскосыми зелеными глазами. При виде которого он на мгновение ошеломленно замер, неожиданно пошатнулся, но вдруг глухо застонал и как-то разом осунулся. А потом медленно, все еще не веря, с тихим вздохом опустился обратно на колени, только сейчас с ужасом понимая, что же именно натворил...
Таррэн вздрогнул и открыл глаза, странным образом переживая отголоски отгремевшей грозы. Затем быстро осмотрелся, прислушался к себе, но почти сразу успокоился: если он и заснул, то совсем ненадолго - Белка даже не заметила разницы.
Он бережно погладил лежащую на его плече каштановую макушку супруги и тихонько, чтобы не разбудить, коснулся губами ее волос. Гончая, не просыпаясь, что-то буркнула, и Таррэн невольно улыбнулась, чувствуя, как сердце наполняется щемящей нежностью.
Белка... чудесная, неприступная, изменчивая и такая непостоянная Белка... при этом - любящая, внимательная, заботливая, как всякая истинная мать. Сколько тепла скрывалось за ее холодными голубыми глазами. Сколько любви могло подарить ее сильное тело. Сколько радости могла выразить одна ее мимолетная улыбка. И сколько железной воли пряталось под этой нежной кожей, от которой даже сейчас струился легчайший аромат древней магии.
Только одно тревожило его сейчас и заставляло беспокойно поджимать губы: Таррэн осторожно сдвинул с ее плеча тонкую простыню, но снова убедился - нет, ему не показалось, и узоры на коже супруги действительно полыхали угрожающе алыми сполохами. Когда-то спокойные и изумрудно зеленые, теперь они почему-тог сменили цвет и горели так ярко, что это навевало тревогу.
Он не знал, почему так произошло и что изменилось в Белке за последние дни, но был уверен, что еще в прошлую ночь этого не было и в помине. Конечно, жена приходила, предварительно усыпив бдительность своего лорда, но он слишком хорошо помнил ее тело и лучше всех знал, каким оно может быть. Он видел ее в самых разных видах: и спокойной, и разъяренной, и томящейся от неги, и даже взбешенной. Но еще никогда за пять веков совместной жизни Таррэн не замечал, чтобы ее руны так неистово горели. Такое впечатление, что проснувшийся сегодня Огонь зажег их изнутри. Они словно напитались им, вобрали в себя его проклятую магию. И чем это обернется для маленькой Гончей, он пока не знал. Хотя и очень надеялся, что со временем эти нехорошие перемены сойдут на нет.