Возрождение
Шрифт:
– Чтобы продолжать быть их рабами. Да, Семь. Вот, кто мы. Они будут делать с нами все, что захотят, и мы ничего не можем с этим поделать.
– Это не правда.
– Как это не правда?
Я пролистываю книги на своем планшете, словно в поисках хорошего ответа.
– Мы хотим быть здесь. Они дают нам лучшую жизнь, создают из нас лучших людей. И в один прекрасный день, мы сделаем мир лучше.
Девять
– Ага, это то, что они говорят нам. Но ты выбирала быть здесь? Потому что я нет. Они создали нас. Конец. Это означает, что они владеют нами. И будут делать с нами все, что захотят. Ты тоже это знаешь.
– Не знаю, – моя прежняя злость на Фитцпатрик всплывает вновь, на этот раз направленная на Девять. Отчасти потому, что мне страшно, и отчасти потому, что в том, что она говорит есть доля правды, а я не готова столкнуться с ней.
Но то, что она говорит еще и эгоистично, и я разочарована в ней. Это единственная часть, с которой я могу справиться.
– У тебя есть кров, еда, цель, и кто-то учит тебя всему. Да, они создали нас, но они создали нас для того, чтобы быть лучше, чем большинство людей. Миллионы людей отдали бы все, за то, что есть у нас.
Шесть опускает голову, но Девять по-прежнему выглядит так, словно хочет побить кого-нибудь.
– И у миллионов других есть что-то, чего нет у нас.
– Что?
– Семья. Тот, кто заботится о них.
Я соскальзываю с кровати и обнимаю ее.
– Я забочусь о тебе. Ты – моя семья.
Она обнимает меня в ответ, и мы тянем к себе Шесть.
– Семь права, – шепчет Шесть. – Мы должны держаться вместе. Может быть Фитцпатрик пытается помочь. Может быть, нет. Но даже Один говорит – мы должны стоять друг за друга, потому что больше никто не будет делать этого. Когда-нибудь мы будем больше и сильнее, чем Фитцпатрик, и тогда посмотрим, как там обстоят дела. Но наш отряд всегда стоит на первом месте. Поклянемся.
Что мы и делаем.
*****
Шесть лет спустя, я не больше, чем Фитцпатрик, но я сильнее. И чертовски уверена, что также и умнее. Но она все еще заставляет меня чувствовать себя той голодной, изможденной тринадцатилеткой, замерзнувшей в озере лагеря, пока я следовала за ней из столовой. Я не опозорю свой отряд, опираясь на их поддержку, так что я держу свои плечи и голову высоко.
Солнце простирается над горами, такое же утомленное, как и я. За ночь небо заволокло облаками, и на западе оно стало плоским и серым. Серость распространяется, и я чувствую влагу
Фитцпатрик не говорит ни слова. Она просто ведет меня на два построения ниже, в крошечную комнату, которая затхло пахнет. Это должно быть ее офис, потому что большое фото расположено на ее столе. На снимке, Фитцпатрик позирует на крыльце с пятнадцатью другими, многие из которых имеют общие особенности. Люди в группе варьируются в возрасте от, наверное, около восьми до восьмидесяти, и все одеты в камуфляж и вооружены винтовками. Винтовка самой младшенькой - розового цвета. Эти дети должно быть ее племянницы и племянники, решаю я, ведь даже не могу представить, чтобы у Фитцпатрик были свои собственные.
Пока я размышляла об ужасных мини-Фитцпатриках, настоящая закрывает дверь и указывает на стул.
– Садись.
Я подчиняюсь без раздумий, как меня учили.
Фитцпатрик садится напротив меня и не отрывает взгляд целую минуту. Она ждет, что я скажу что-то? Если так, ей не повезло. Воспоминания о том, как я должна вести себя, исчезли.
Вместо того, я использую время, чтобы изучить ее лицо. Она стала весьма старше с последнего воспоминания о ней, господствующей над нами, пока мы застывали в озере. С близкого расстояния ее кожа - гладкая и сильно вытянута. Но единственное, что не изменилось - это ее глаза. Они такие же холодные, как небо снаружи, и просто серые.
Я ненавижу Стервупатрик.
Молчание сохраняется более пяти секунд. Пристально смотреть у меня получается лучше. Фитцпатрик моргает.
– Мэлоун вчера проинформировал меня, - говорит она.
– Ты провалила свою миссию. Ты позор для этого отряда.
Независимо от того, что я ожидала - и не уверена, что именно - это было не то. Я стараюсь не корчиться, но от того, как она смотрит на меня, мне хочется ударить ее.
– Что-то случилось со мной. Врачи думают, что я все вспомню.
– Что-то случилось со мной, - она передразнивает меня.
– Прислушайся к себе. Тебе даже не хватает смелости признать, что на тебя напали и ты проиграла бой.
Моя челюсть сжимается.
– Мы не знаем то, что случилось.
– Ложь. Ты не знаешь, но я знаю. Могу поспорить на это. И почему ты не знаешь?
– она делает паузу, как будто ожидая моего ответа.
– Потому что ты провалилась.
Черта с два я провалилась. Это все, о чем я могла думать, когда меня не занимали мысли о Кайле или о том, что произойдет со мной. Так что мне не нужна Фитцпатрик, которая тыкает в лицо, как сильно я облажалась.
– Я знаю об этом.
– Нет, я не думаю, что ты знаешь.
Я прикусываю язык и концентрируюсь на боли, чтобы не сболтнуть чего-то, о чем потом пожалею.
Фитцпатрик встает и шагает.
– Бесчисленные часы исследования ушли на проектирование твоего мозга.
Да, и я могла бы сосчитать их, если бы кто-то дал мне сведения.
– Еще больше ушло на внедрение в тебя правильного ДНК.
В среднем, 1,2 лекций в день, с тех пор как мне было пять лет, составляет 6,132 лекции. 1,73 минуты лекция, это около 10,608 минут - эквивалент 7,4 суток моей жизни, которые были потрачены на то, чтобы выслушать то, как Фитцпатрик чморит меня.