Возрождение
Шрифт:
– Абсолютно, точно уверен, - он обнимает меня, продолжая придавливать свою руку, которая теперь за моей шеей.
– Видишь? Я даже могу танцевать таким образом. Не заставляй меня уходить. Мне весело.
Тепло просачивается сквозь тонкий шелк моего платья. Его рубашка слегка влажная напротив моих голых рук, поскольку я оборачиваю их вокруг него. Мое сердце бьется так, словно пытается улететь.
– Итак?
– Кайл слегка улыбнулся.
Мое лицо краснеет, как только я понимаю, насколько плотно прижалась к нему, и кладу лоб на его грудь.
– Ты такой очаровательный, когда ранен.
Я
– А ты всегда прекрасна.
– Мы должны идти. Какой-нибудь мужчина может зайти сюда в любую минуту, а за твоей тропинкой из крови не трудно проследить.
– Я скажу им, что ты помогала мне прибраться. Совершенно правдоподобно.
Я не двигаюсь, хотя это и моя идея уйти.
– Ага.
– Точно, - затем он наклоняется вперед и целует меня, и я полностью парализована, ведь мои нервы слишком заняты тем, что взрываются, чтобы делать свою работу должным образом.
Когда он, наконец, отстраняется, я клянусь, мои губы онемели. Еще у меня слегка кружится голова. На секунду я в панике, думая, что он сделал что-то зловещее. Затем мне приходит в голову — это может быть нормальная реакция.
– Значит я тебе нравлюсь больше, когда со мной что-то не так?
– задумывается Кайл.
– Если бы я знал, что тебе нравится играть в медсестру, Эрнандес, мы могли бы достать тебе костюм во время Хэллоуина.
– Дурачок, — я тыкаю его в спину.
Он отвечает мне еще одним поцелуем. Его здоровая рука скользит вниз к моим бедрам, поднимая юбку платья, и он проскальзывает пальцами по бедру. Мое дыхание застревает в горле, а тело ноет под его прикосновениями. Я тоже могу сказать и про его тело; могу чувствовать, как он твердеет напротив меня. Я еле дышу от предположения, что мы побежим в номер, который забронировали на ночь.
Еще один способ, от которого я была странно защищена перед этой миссией. До девятнадцати лет я не прикасалась ни к кому таким вот образом. Или ко мне не прикасались. Ну имею в виду, я знала все о сексе, но это была одна из тех областей, где мои знания были исключительно теоретическими. Отношения были строго запрещены в лагере, и, по большей части, я все равно рассматриваю членов своего отряда как семью.
По большей части. За исключением того единственного поцелуя с Коулом…
Я отталкиваю эту мысль в сторону. Не хочу думать о лагере или о своей миссии. Я хочу чувствовать.
– Соф?
– рука Кайла останавливается на моей ноге.
Мне не нравится это. Я хочу, чтобы он продолжал двигаться, и я передвигаюсь ближе, чтобы поощрить его.
— Мне хорошо, - я опускаю голову так близко и целую его в подбородок, пока говорю.
Он смеется.
— Очень хорошо.
Я проскальзываю своими руками по его спине, упиваясь теплом через его рубашку, и перемещаю их вперед, где пальцы парят над его пуговицами. Кайл тяжело дышит, его горячее возбуждение ощущается напротив меня. Я концентрируюсь на этом, и кажется, будто мой мозг окончательно отключается. Есть только мои губы, руки и сердце. Ни один компьютер не работает в моей голове. Я даже не понимаю, что сделал Кайл, пока не чувствую другую руку на моей шее.
Затем дверь в уборную открывается. У нас есть секунда, чтобы разойтись.
Его совершенно идеальную правую руку с корочкой засохшей крови возле большого пальца.
Он хватает полотенце, которое не запятнано кровью, и оборачивает его вокруг руки, словно он в ней нуждается. Но уже слишком поздно. Я увидела. Там даже не осталось шрама.
Я делаю вид, что не замечаю, но я - единственная, кому понадобилась бы помощь, потому что меня сейчас стошнит. Так же сильно, как я не хочу, чтобы Кайл был вражеским агентом, я теперь могу сказать с полной уверенностью, что Кайл в роли Х гораздо хуже. Каждая клетка и цепь в моем мозге воет сиреной.
– Соф, какого черта ты здесь делаешь?
– кричит Чейз вслед за мной.
Я оставляю объяснения Кайлу, как только выбегаю из уборной в дамскую комнату по соседству. Может, мое поведение поможет Кайлу так, как я должна помочь ему.
Может быть, это отвлечет всех от слишком пристального осмотра его совершенной руки.
Глава 22
Полдень воскресенья: Сейчас
Кайл. Вот дерьмо.
Кайл. Кайл. КАЙЛ.
Должно быть, я произношу его имя вслух, в то время как отталкиваю Коула, потому что он смотрит на меня, словно я дала ему пощечину.
– Что? Кто это?
Я закрываю свой рот рукой и успокаиваю себя, ухватившись за дерево другой рукой. Мир вращается. Я вращаюсь, или это мой желудок. Меня не может стошнить перед Коулом. Если не считать того, что я его целовала, это просто унизительно.
– Семь, поговори со мной, - Коул стоит в нескольких метрах от меня и не делает никаких движений, чтобы помочь мне. Я обидела его, произнеся имя Кайла, но он обижает меня, называя именем Семь. Почему он не называет меня Софией, когда мы одни? Он будет целовать меня, но не будет называть меня тем именем, которое я хочу?
Что еще более важно, почему я думаю об этом сейчас? Это смешно.
Нет, это потрясение. Очнись и вспомни свои тренировки.
Я впиваюсь своими пальцами в кору, и она крошится.
— Кайл - это Х.
Кайл — это Х. Кайл в опасности. Приближались плохие люди, поэтому я взяла его на Южную станцию с собой - зачем? Другая группа тоже о нем узнала? Произошло ли что-то еще на танцах, то что я не могу вспомнить? Пришли ли эти люди в КиРТ?
Я сама отправила его обратно в КиРТ. О, черт. Если Кайл станет заложником или погибнет, это будет моя вина.
Так почему я стою здесь? Если бы Фитцпатрик узнала, она бы кричала на меня, и была бы права.
– Я должна идти к Мэлоуну.
Коул дотрагивается до моей руки, и я съеживаюсь. Мне так холодно, я чувствую, словно никогда снова не почувствую тепло, и потею от страха.
– Ты вспомнила? Семь, это здорово. Пойдем.
– Нет, это не здорово, - мы срываемся с места, мчась по лесу.
– Я cразу поняла это вчера утром, случилось что-то плохое. Мы уже, наверное, опоздали.
– Не говори так. Что бы ни случилось с тобой, никто не рассчитывал на то, что твои воспоминания перезагрузятся.