Возрождение
Шрифт:
— Ладно, — сказал он, снимая ремень гитары с шеи. — Пошли в курилку. Курить охота.
Курилка находилась за мастерскими. Здесь тусовались укурки и хиппи, а также обильно накрашенные девчонки в мини-юбках и висячих сережках. У дальнего конца слесарной сидели на корточках два парня. Как и Нормана, я их уже видел раньше, но лично не знал. Один – светловолосый и прыщавый. Другой – рыжий, чьи курчавые волосы иголками торчали во все стороны. На вид – явные неудачники, но мне было все
— Ну как он? – спросил белобрысый. Вскоре я узнаю, что зовут его Кенни Лафлин.
— Получше Снаффи, — ответил Норман.
— Это еще ни хера не значит, — осклабился рыжий.
— Да, но нам по-любому кто-то нужен, иначе мы не сможем сыграть в «Эврике» в субботу вечером. – Норман выудил пачку «Кул» и протянул мне. – Будешь?
— Не курю, — сказал я. А потом (уж не знаю, зачем) добавил:
— Извини.
Не обратив на это внимания, Норман прикурил от зажигалки «Зиппо» с выгравированной на ней змеей и надписью «На меня не наступай».
— Это Кенни Лафлин. Басист. Рыжего зовут Пол Бушар. Барабанщик. А этот гаврик – брат Конни Мортона.
— Джейми, — уточнил я. Мне отчаянно хотелось понравиться этим ребятам, влиться в их компанию, но начинать мои с ними отношения в ранге «младшего брата мистера Футбола» мне не улыбалось. – Джейми меня зовут. – И протянул руку.
Рукопожатие у них было таким же вялым, как и у Нормана. После того первого прослушивания, которое мне устроил в школьной оркестровой Норман Ирвинг, я выступал с сотнями музыкантов, и почти у всех было такое вот дохлое рукопожатие. Словно бы рокеры считали, что все силы нужно беречь только для работы.
— Так что скажешь? – спросил Норман. – Хочешь к нам в группу?
Хотел ли я? Да если бы он сказал мне сожрать мои шнурки в качестве ритуала посвящения, я бы тут же их вытащил и заработал челюстями.
— Конечно, но мне нельзя играть там, где подают выпивку. Мне ведь всего четырнадцать.
Ребята удивленно переглянулись и рассмеялись.
— О выступлениях в «Холли» и «24-м пехотном» будем думать, когда раскрутимся, — сказал Норман, выпуская дым из ноздрей. – А пока что мы играем на молодежных танцульках. Таких, как в «Эврике». Ты ж из тех краев, так? Из Харлоу?
— Так ты у нас харлик, — ухмыльнулся Кенни Лафлин. – Харлик из Харлоу.
— Слушай, ты же хочешь играть, так? – сказал Норм. Он поднял ногу и затушил сигарету о подошву потертого «битла». – Твой брат говорит, что ты играешь на его «Гибсоне», у которого нет звукоснимателя, но ты ведь можешь и «Кай» взять.
— А музыкалка разрешит?
— В музыкалке ни о чем не узнают. Приходи в «Эврику» в четверг после полудня. Гитару я принесу, только смотри ее не расхуярь. Порепетируем. И захвати блокнот, чтобы записать аккорды.
Прозвенел звонок. Один за другим ребята тушили окурки и шли на урок. Одна девчонка, проходя мимо Нормана,
Поскольку никто из моих согруппников реагировать на звонок не спешил, я пошел один. Но тут я кое-что вспомнил и обернулся.
— А как называется группа?
— Раньше мы были «Стрелками», — ответил Норм, — но народ посчитал такое название слишком воинственным. Так что теперь мы «Хромовые розы». Это Кенни придумал по обкурке, когда мы смотрели у моего отца дома программу для садоводов. Нехило, правда?
За последующую четверть века я успел поиграть в таких составах как «Джей-тоны», «Хей-Джеи» и «Робин и Джеи» (под руководством лихого гитариста Джея Педерсона). Я играл с «Кочегарами», «Жмурами», «Могильщиками», «Последним зовом» и «Андерсонвилльскими рокерами». В период расцвета панка я наяривал в «Помаде Пэтси Клайн», «Детях из пробирки», «Последе» и «Мире, полном кирпичей». Я даже играл в рокабилли-группе «Там-Там звонит ментам». Но лучшего названия, чем «Хромовые розы», не придумали, на мой взгляд, до сих пор.
– Ну не знаю, — сказала мама. Непохоже было, что она будет меня ругать. Скорее она выглядела так, словно ее мучает мигрень. — Тебе только четырнадцать, Джейми. Конрад говорит, что эти парни гораздо старше.
Мы ужинали за столом, который теперь, когда Клер и Энди уехали, казался намного больше.
— Они курят?
— Да нет, — ответил я.
Мама повернулась к Кону.
— Правда?
Кон, передававший Терри протертую кукурузу, и ухом не повел.
— Ага.
Я готов был его расцеловать. Между нами случались разногласия, как у любых братьев; но, как и все братья, в трудную минуту мы готовы были помочь друг другу.
— Мы не будем играть в барах, ничего такого, — сказал я… где-то в глубине души понимая, что бары будут, и намного раньше, чем самый молодой участник «Хромовых роз» отпразднует двадцать первый день рождения. — Только в «Эврике». У нас репетиция в этот четверг.
— Одной не обойдетесь, — высокомерно сказал Терри. — Дайте мне еще одну отбивную.
— Волшебное слово, Терренс, — рассеянно поправила его мама.
– Пожалуйста, дайте мне еще одну отбивную.
Папа передал ему блюдо. Он молчал. Это могло быть как добрым знаком, так и дурным.
— И как вы попадете на эту репетицию? Если уж на то пошло, как вы вообще будете добираться на свои… выступления?
— У Норма есть минивэн «Фольксваген». Ну, не у Норма, а у его отца, но он разрешил ему написать название группы на борту.
— Этому Норму не больше восемнадцати, — сказала мама. Она даже перестала есть. — Откуда мне знать, что он ездит аккуратно?