Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
– Что, трудно любить боевую машину?
– Пожалуйста, не говори так!
– Ладно, не буду. И я постараюсь исправиться. Буду ласковая и смирная.
– Ага. – он не удержался и фыркнул, – Восемьсот девяносто второе заявление в этом духе… А я как будто верю.
– Нахал! Меня окружают одни юмористы! Вначале няня, потом ещё и ты… Я пожалуюсь на вас обеих барону. Ну просто невозможно проявить нормальные женские чувства и качества!
– Пардон, сударыня, виноват! Уже молчу. – он стоял, скромно потупив взор. Но Катарину это не обмануло. Впрочем, как можно сердиться на него?
– Ну
– Да. – тон его снова был серьёзен, – Я готов.
– Тогда идём.
Они вновь бесшумно двигались сквозь лабиринт узких сырых коридоров и проходов каменных катакомб, иногда явно углубляясь на десятки футов ниже поверхности земли, иногда опять поднимаясь по ступеням из грубо обработанного тёмного камня.
Шли не быстро, чутко прислушиваясь и постоянно оглядываясь уже хорошо привыкшими глазами. Судя по карте, которую составила Катарина, они уже прошли под соседнее здание. Проход свернул, чтобы остаться в пределах замка, но оставался сырым, тесным, с очень низким потолком.
Наконец они пришли туда, куда неизбежно должны были прийти – на развилку.
В крошечной каморке с чуть более высоким потолком сходились четыре коридора.
Три, в том числе и тот, по которому они прибыли, продолжались в горизонтальном направлении, а один – особенно старый и сырой, со стенами из очень больших и старых, чёрных от воды и времени, камней, вёл вниз. Узкий тусклый луч их фонаря не мог нащупать конца ни одного из коридоров.
Сверившись с планом и подумав, они запомнили расположение своего коридора, и двинулись вниз. Держались теперь особенно тихо и настороженно. Спуститься пришлось футов на пятнадцать-двадцать. Ход был чуть пошире, идти можно было нормально.
Ступени вновь перешли в горизонтальный ход. Как прикинула Катарина, они уже оказались ниже уровня подвалов футов на десять.
Здесь было гораздо холодней, и, хоть это и казалось невозможным – ещё сырее. На полу и стенах белели пятна плесени и запах стоял соответствующий. Ход часто поворачивал и дважды разветвлялся. Но они, посветив в боковые коридоры, и убедившись, что всё чисто, каждый раз выбирали более широкий центральный коридор.
Карта здесь уже не очень помогала – без компаса чётко проследить все повороты и направления было невозможно. Наконец минуты через четыре осторожного движения, они прибыли в помещение, которое могло бы в своё время служить пыточным подвалом.
На стенах висели крючья, цепи и колодки, у дальней стены стояло массивное кресло с железными кандалами для рук и ног, к потолку были приделаны блоки с остатками полусгнивших верёвок. У широкого каменного очага были сложены грудой металлические штыри и кочерга. Здесь же лежали и дрова – по виду сухие, и, следовательно, принесённые недавно. Труба над очагом поражала шириной. А ещё – следами свежей копоти поверх старой.
Катарина опустилась на корточки и пощупала золу. Та ещё не пропиталась влагой.
– Не больше двух дней. – сказала она Пьеру. Тот кивнул.
Они подошли к дубовой массивной двери напротив коридора, по которому
Но и за этой дверью никого не оказалось – только ещё один коридор. В нём, почти сразу у входа, они обнаружили сбоку заделанный проём. Возможно, ход за ним вёл наверх, в помещения замка, ещё в те времена, когда владелец использовал камеру пыток по прямому назначению. Но, судя по кладке, заложили этот проём лет сто, если не больше, назад.
Коридор, по которому они двигались теперь, судя по плану и своему виду, выходил уже за пределы замка – возможно, это был тайный выход на случай бегства хозяина при угрозе неминуемого захвата замка врагами. Он вёл всё прямо и вниз: они прошли шагов пятьдесят, постепенно опускаясь. Здесь каменная кладка отсутствовала – коридор был просто высечен в скальном основании, на котором покоился Кирхштайн.
Это было очень грамотно с инженерной точки зрения: вода из рва, ниже которого они явно находились, не могла просочиться сквозь монолитную скалу. Впрочем, судя по плану, они удалились от рва уже на несколько десятков метров.
Всё же вода здесь скапливалась – она стояла на полу слоем в несколько дюймов в самом пониженном месте коридора. Здесь они получили ещё одно доказательство того, что подземным лабиринтом регулярно пользуются: вдоль одной из стен была выложена цепочка камней, по которым можно было пройти, не замочив ног, и стояло ведро – похоже, воду-таки периодически откачивали…
Они перешли эту большую лужу, занимавшую в длину, наверное, не менее тридцати шагов, после чего коридор снова круто пошёл вверх и показалась каменная кладка из кирпичей на стенах, полу и потолке. Они прошли ещё шагов сто. Каменные плиты пола сменились утрамбованной сырой землёй. Кирпичи на стенах совсем сгнили – они буквально рассыпались при прикосновении.
Ещё шагов через двадцать они вышли в маленькую комнатку с двумя дубовыми дверьми. За одной был другой коридор, снова гораздо уже того, по которому они прибыли, но с почти сухим воздухом – значит, где-то рядом из него имелся ход на поверхность. В длину этот коридор достигал около тридцати метров.
За другой дверью оказалась комната, где когда-то, похоже, был склад: вдоль двух длинных стен располагались стеллажи, на которых кое-где ещё стояли пустые ящики и лежали какие-то тряпки, бывшие раньше, похоже, военным обмундированием.
В этой комнате они её и нашли.
Катарина первой обратила внимание на неровный пол в дальнем углу.
Было похоже, что тут что-то закопали, причём небрежно: землю даже не потрудились утрамбовать, или выровнять. Как это ни странно, но здесь же, в углу, стояла и лопата, испачканная землёй. Эти невысохшие бурые комья на лезвии лишний раз напоминали о вездесущей сырости и воде.
Когда они подошли ближе и осветили это место, у Катарины похолодело всё внутри и тяжёлый противный ком занял место внутренностей – она поняла, что это может быть. Внутреннее чутьё сказало это ей ещё раньше, но она боялась верить в такое…