Возвращение не гарантируется
Шрифт:
Но тот завелся еще больше.
— Струсил? Пошли, а то я тебя прямо здесь размажу!
— Так я и знала! — воскликнула Галка, вынимая руку из кармана Ерша, словно подняла якорь эсминца, предоставляя ему свободу действий, которая сейчас непременно понадобится. Но парни, к ее удивлению, вели себя спокойно.
— Лучше давай пожмем друг другу руки. Кто сильнее сдавит, тот и выиграл. — Скат протянул ладонь, жесткую и с набитыми костяшками. Он был ниже дублера ростом и явно не так накачан.
Усмехнувшись, тот протянул свою руку. Ладони сцепились.
— Дави, — сказал Скат. — Ну, сжимай, что же ты?
Видно было, что здоровяк давит изо всех сил, но это не производило на Ската никакого
— Ну ладно, не хочешь ты, тогда я слегка сожму, — сказал он. — Готов? На счет три: раз, два, три!
Лицо Оконцева исказила гримаса боли и он, ойкнув, упал на одно колено.
— Все, все, все! — кричал он и махал ладонью, которую Скат сразу же отпустил. — Ты мне пальцы сломал!
Любопытные, наблюдающие за этим состязанием, поспешили отвести глаза и отойти в сторону, от греха. Обещавшая острое зрелище сцена оказалась опасной, краткой и малоинтересной. Правда, не для всех.
Круглый с удовольствием дописал что-то в блокнот и повернулся к своему эскорту:
— Ну что, мочалки, поехали в «Банкноту»! Дядя Костя платит!
— Вау! — радостно закричали блондинка и брюнетка.
Это был самый престижный и дорогой клуб столицы, туда водили только самых элитных девочек. Но им повезло: Круглый пребывал в хорошем настроении.
Скат и Ерш тоже были довольны проведенным вечером. В почти опустевшем зале они забрали с собой полбутылки виски, бутерброды и даже повезли своих спутниц на такси. Как говорили еще древние римляне, сформулировав классический принцип справедливости: suum cuique — каждому свое…
Сегодня он вернулся, по своим меркам, рано — за полчаса до полуночи. Для снятия дневных стрессов наполнил хрустальный стакан до половины коньяком, повалился в кожаное кресло, вытянул ноги, сделал первый глоток и включил телевизор. Показывали передачу с помпезным названием «Сенсации культуры». Впрочем, ему было все равно, что смотреть, — важен привычный изобразительно-звуковой фон, без которого домашнему вечеру чего-то не хватает. Прихлебывая ароматную обжигающую жидкость, он постепенно расслаблялся, безразлично глядя перед собой. Взгляд упирался в огромный экран, где шла обычная светская тусовка, на которой неизвестные ему люди за что-то хвалили и награждали других столь же неизвестных людей. И те и другие не вызывали ни малейшего интереса и не пробуждали желания ознакомиться с нетленными произведениями культуры, за которые они получали свои медали и дипломы.
Но вдруг чуждое всему духу мероприятия и облику участвующей в нем публики слово «спецназ» вырвало его из полудремы. Произнес его щекастый человек с круглыми детскими глазами, бессмысленно взирающими на непонятный мир вокруг. Он мудрено говорил, выдавал себя за писателя по фамилии Потемкин и за окутанного атмосферой секретности спецназовца, причем сравнивал своих якобы коллег с пчелами и муравьями, особи которых по отдельности не имеют никакой ценности.
Такое открытие сразу же вызвало желание, не вдаваясь в подробности, набить ему морду. Но этим дело не ограничилось — когда лже-Потемкин заговорил про обязательное отсутствие индивидуальных личностных качеств у того, кто рискует жизнью, оставаясь в заслоне, он одним глотком допил коньяк, поставил на столик стакан, выпрямился в кресле и стал внимательно слушать. Себя щекастый дистанцировал от пчел с муравьями, дав понять, что ему, в силу выдающихся качеств, не годится жертвовать собой ради других. С ним не согласился тощий, похожий на согнутую удочку, корреспондент. Уставший от потока словоблудия хозяин квартиры раздраженно выключил телевизор и выругался.
— Много вы понимаете, пидоры! Вас бы на Шамаханские болота! — Он плеснул себе еще полстакана, вдвое превышая обычную вечернюю норму.
Ему
Но в глубине души он понимал, что успокаивает сам себя. Дело вовсе не в этих балаболах и не в африканских собаках. Дело в нем самом. Он ведь не считал себя выше или значительней своих товарищей, но нечто самопроизвольно переключилось у него в мозгу. То, что не должно было переключаться. Потому что их тренировали именно на выполнение задачи любой ценой. И в этом толстощекий был прав. Но у него механизм самопожертвования испортился. А может, с самого начала был испорчен? Конечно, успокаивать себя легко, потому что человек обычно соглашается с собственными доводами. Но даже себя ты не можешь успокоить. Иначе бы тебе не снился этот кошмарный сон. И другие, производные от него…
Да, ему удалось уйти. Это было очень трудно, почти невозможно, но он смог. Сделал пластическую операцию, сменил документы и род занятий. У него есть все: деньги, квартира, сколько угодно девчонок, есть работа, которая ему нравится. Он вроде бы доволен жизнью. Но почему же тогда его гложет беспокойство и душат ночами кошмары? Но почему же тогда не приходит спокойствие? Может, оттого, что он знает: над ним навис дамоклов меч неминуемой ответственности? По законам их среды трусость и предательство не прощаются. И кара за них может быть только одна… Группа «Гончих» способна найти предателя на краю света! Правда, никто не знает, что он уцелел, и «Гончим» не дают команду «фас»… Но могут узнать. Или заподозрить. Ведь в их среде действует принцип — если не видел тела, то не считаешь человека убитым…
Конечно, слишком мала вероятность того, что вдруг, ни с того ни с сего, его станут целенаправленно искать и в конце концов обнаружат. Но все равно — он нес ответственность каждый день и почти каждую ночь. Отвечал на те вопросы, которые не хотел себе задавать, но они появлялись в мозгу против воли. Получается, что он уже держал ответ, правда, пока перед самим собой…
— Только там купаться нельзя! — перекрикивая тарахтение мотора, предупредил старый караиб, загорелый и худой, как высушенная летучая рыба. На нем были белые шорты со множеством карманов, отвисающих под тяжестью содержимого, и синяя бейсболка с надписью «ФБР». — Недавно на рифах тигровые акулы растерзали немецких дайверов, искавших золотые дублоны. Молодых, как вы, тоже новобрачных… От них ничего не осталось…
Он стоял за штурвалом старого, но крепкого деревянного катерка, а Джессика в синем купальнике и широкополой шляпе и Том в облегающих черных плавках и с непокрытой головой сидели на палубе под палящим солнцем, смотрели на гладкую бирюзовую гладь моря и торчащие из нее впереди верхушки знаменитых Карибских коралловых рифов, которые медленно приближались. Вид был благостный и идиллический, прогулка с часовой рыбалкой стоила всего 40 долларов, но сообщение индейца нарушило безмятежность обстановки и испортило настроение, по крайней мере девушке.