Возвращение не гарантируется
Шрифт:
Дальше события закрутились бешеной каруселью. С утробным «хэк!» караиб метнул острогу. Том, зажав нож в зубах, пулей взлетел по лесенке на спасительную палубу. Следом за ним из воды на миг высунулась огромная акулья голова с оскаленной пастью, челюсти громко щелкнули, смяв трубчатые ступеньки, на которых только что находились ноги солдата, сохранившего их от афганских противопехотных мин. У левого борта расплывалось красное пятно, акулий плавник быстро уходил вдаль, привязанная к остроге веревка бешено сматывалась с барабана. Вторая акула сделала круг вокруг катера и исчезла.
—
Джессика считала, что кавалер заработал пощечину, а то и две, но изобразила улыбку.
— Ты уже получил все авансом. Может быть, правда, Зиткэла захочет тебя поцеловать…
Он все же обнял ее и прижал к себе.
— Как у тебя колотится сердце! Ты испугалась? Неужели из-за меня?!
— Да, — кивнула Джессика, и это была чистая правда. Ведь все могло пойти насмарку!
Тем временем Зиткэла перерезал веревку, осмотрел искореженную лестницу и подошел к герою дня, но не для того, чтобы его поцеловать.
— Рыбалка невозможна, акулы распугали всю рыбу. Мы возвращаемся обратно. — Всегда суровое лицо индейца было еще суровее обычного. В руке его тоже блестел клинок, еще больший, чем у Тома. Казалось, сейчас начнется пиратская дуэль на ножах. Но прошедшие века заметно смягчили нравы, и деньги вытеснили кровь как эквивалент возмещения вреда. — Вы должны заплатить мне за острогу и лестницу.
— Конечно, Зиткэла! — кивнул Том. — Извини меня!
— Если бы мисс не поставила лестницу, а я не ранил вторую акулу, от тебя бы осталась только верхняя половина. Или вообще ничего не осталось. А у меня бы отобрали лицензию, конфисковали катер, возможно, посадили в тюрьму лет на пять, — сверля незадачливого игрока с акулой огненным взглядом, сказал индеец. И, круто развернувшись, пошел к штурвалу. Больше до самого берега он не произнес ни слова. Впрочем, он вообще не отличался разговорчивостью.
Рыбалка сорвалась, но основная операция, которую она прикрывала, прошла успешно. На этот раз Том, который гордился своим хитроумием и знанием женской психологии, беспрепятственно вошел не только в холл «Бунгало» и в номер Джессики, но и в нее самое. Причем не один и не два раза… Ночь действительно оказалась жаркой, а Том неутомимым. То, что они проделывали, являлось сложной акробатикой с элементами Камасутры. Или, скорее, наоборот — сложными элементами Камасутры, которые сами по себе являются акробатикой… Сильные руки Тома вертели и переворачивали партнершу, словно тренировочный манекен в борцовском зале. В ярком свете полной луны он видел то искаженное лицо Джессики с закушенной губой, то ее ноги с рисунком сангхура, который сейчас не казался отвратительным, то узкую спину, то ягодицы, то материальную цель своей тщательно продуманной операции, которая и была сосредоточием нематериальных чувств и ощущений, в которых они растворялись…
— Ведь ты из-за меня полез к акулам? — спросила Джессика, когда они на время разъединились. — Хотел, чтобы я тебя поцеловала?
Они лежали на смятых, влажных простынях и, тяжело дыша, смотрели на напоминающую круг сыра желтую луну, которая, в свою очередь, бесстыдно рассматривала их обнаженные тела сквозь
— Конечно нет! — делано возмутился Том. — Из-за Зиткэлы! Меня еще никогда не целовал настоящий караиб-людоед!
— Ах, так?! Тогда я сброшу тебя с постели! — Она уперлась ногами ему в бок. — Не знаю, какой он людоед, но когда ты вылазил из воды с ножом в зубах, то выглядел, как настоящий пират на абордаже!
— Ладно, ладно, сдаюсь… Конечно из-за тебя… Но ведь и ты за меня волновалась! Сердце чуть не выскочило из груди.
— Да. Я чуть не умерла от страха…
— Повтори, что из-за меня!
— Нет, конечно! Из-за Зиткэлы. Меня тоже никогда не целовал караиб, даже если он не людоед…
Они засмеялись. Наверное, с ними смеялась и луна, и Карибское море, и рыбы-попугаи… Потому что им было очень хорошо друг с другом, они были счастливы, а счастье заразительно. Впрочем, так же, как и горе…
— Один-один, ничья! — объявил Том.
— Я никогда еще не испытывала таких чувств к мужчине, — вдруг серьезно и совершенно другим тоном сказала она, обняла Тома и положила голову ему на грудь. — Кажется, что мы уже давно живем вместе… Мне хочется знать про тебя все-все! Расскажи, что ты делал в тех ужасных горах и как там вообще можно жить в таких невыносимых условиях? И климат, и страшные чудовища, и коварные местные жители…
— Да, честно говоря, было нелегко, — медленно проговорил Том.
Его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось рассказать этой чудесной девушке, как пришлось хлебнуть лиха в афганской командировке, тем более что она любит героизм и героев… Но с другой — он помнил ежедневные «накачки бдительности» со стороны командиров, помнил, как давал расписку о совершенной секретности службы, помнил инструктажи сотрудников контрразведки, рассказывающих об изощренности и коварстве враждебных спецслужб, о «подставах», «постановках», «медовых ловушках», шантаже…
Правда, все это не имело никакого отношения к Джессике: они ведь встретились совершенно случайно, причем он сам подошел, заинтересовавшись татуировкой сангхура… И достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять — она никак не может быть шпионкой и подставой! Да и интересуют ее не военные секреты, а этот опасный червяк, интересует ее и он сам, вон как разволновалась возле рифов… А если они поженятся, то у них и вовсе не может быть секретов друг от друга… В общем, рассказать ей о себе в общих чертах можно, а что касается военной тайны, то тут, конечно, рот надо держать на замке…
— Что с тобой? — заботливо спросила Джессика. — Вспомнил что-то неприятное?
Он тряхнул головой, будто просыпаясь после кошмарного сна.
— Там все было неприятно… Эти камни кругом, ветер, противная мелкая пыль с Кунжутского плато… Да и жизнь в пещере тоже не сахар: от стен исходит холод, он проникает сквозь кожу, и весь организм пропитывается этой промозглостью…
— А зачем жить в пещере? — удивилась Джессика.
— Больше негде. Строили и главный объект, и казарму, но они не должны быть заметными ни с самолетов, ни со спутников, ни с соседних вершин. Поэтому выдалбливали скалу…