Возвращение под небеса
Шрифт:
Я выдохнула. С облегчением и тоской. Мне вроде бы как стало полегче, с одной стороны, а с другой, мне, если честно, хотелось навзрыд разрыдаться.
Вебер молча смотрел на меня, поджав губы. Его каре-зелёные глаза искрились каким-то пониманием, что ли. Не знаю. Знаю, что взгляд потеплел. Словно бы печаль, которая его давненько мучила, как-то отступила. Впрочем, под натиском таких чистосердечных признаний всё что угодно на задний план отступит.
– А ты обо мне подумала? – вдруг спросил Вебер.
Он нахмурился и помрачнел. Я уставилась на него, ничего не
– О чём ты?
– О том, как я теперь должен жить, зная то, что ты мне сейчас выдала? – невесело хмыкнул Вебер.
Я пораженно замерла на месте. Меня так и перекосило от возмущения. Взмахнув руками, я тут же опустила их, хлопнув себя по ногам.
– И когда это ты таким ранимым стал, чтобы потом плохо жить с тем, что я тебе, как ты выражаешься, выдала?
– Дело не в этом.
– А в чём тогда?
Вебер пошёл ко мне. Подойдя, он обхватил ладонями моё лицо и посмотрел на меня так, как никогда раньше не смотрел: строго, но с той теплой, внимательной нежностью, которую я и не надеялась, что мне когда-нибудь кто-нибудь адресует. Тем более, Вебер… Разве… он что-то чувствует ко мне более сильное, чем нечто братское, дружеское?.. Я поверить в это не могла.
– А в том, что я, Маша, итак с самого начала нашего путешествия делаю всё, что в моих силах, чтобы лишний раз не думать о тебе. Не прикоснуться, не сделать неосторожного шага, попытки, которые приведут меня к тому, что я упаду в эту… пропасть, а потом оттуда не вернусь. У меня никогда такого не было. Ни с кем. Никогда и не будет, я уверен. Но это совсем не повод для того, чтобы мы с тобой были вместе.
– Почему?
– тихо спросила я, ощущая, как внутри всё обрывается.
Я ведь даже и предположить не могла, что Вебер что-то чувствует ко мне… Господи, как же так?... Но разве мы сейчас не близки от самого настоящего счастья? Мы с ним вдвоем?...Почему же он говорит «нет»?
– Потому что ты на пятнадцать лет меня младше.
Я фыркнула и отвернулась, выворачиваясь из рук Вебера.
– Ты что серьёзно? – возмутилась я.
– И что теперь?
Гневно сверкнув глазами в сторону наёмника, я заметила, что он помрачнел ещё больше.
– А то, что через пятнадцать лет ты будешь смотреть на меня совсем по-другому, - отрезал он.
– Это первое. А второе, я думаю, что через пару лет, ты будешь смотреть совсем не на меня, увидишь молодого, красивого где-нибудь и сразу свинтишь к нему.
– Ах вот оно как!
– кипя гнева, яростно воскликнула я. Чёткими шагами пройдя в середину комнаты, буквально раздираемая потоком гневных мыслей и слов, в особенности – возмущением, я резко повернулась к наёмнику.
– Ну, спасибо, Вебер. Ты просто сама доброта. Спасибо тебе за честность и за то, что считаешь меня легкомысленной дурой, которая способна кинуть тебя таким вот… красивым образом.
– Я взмахнула рукой. Мои ладони сами сжались в кулаки.
– Знаешь, не все женщины такие, как твоя бывшая жена.
Вебер удивленно вскинул брови. Я заметила тень вины на его лице.
– Маша, я совсем не то имел в виду, - пробормотал он.
– Я не говорил,
Саша подошёл ко мне, попытался взять за руку, но я увернулась.
– Знаешь. Это просто смешно, - начиная реветь, продолжила я.
– Глупость какая-то. Почему это за меня решил, что я не могу тебя полюбить и быть с тобой счастливой?
Наёмник вздохнул, покачал головой и добавил.
– Ты просто не знаешь, о чём говоришь. И сама потом будешь страдать из-за этого.
Вернувшись к окну, я встала у подоконника, вцепившись в него с такой силой, будто бы он мог убежать от меня, и заревела ещё больше.
Через минуту хлопнула дверь. Вебер ушёл.
***
Ночь расплылась глубоким покрывалом, укутала узкие улочки, легла на крыши старинных зданий, впитала в себя запахи всех ныне погашенных костров, а ещё готовящейся еды и пороха.
Вебер все ещё не вернулся, хотя время близилось к двум ночи. Комендантский час на нашей улице уже давным-давно отгремел, а в Москве сложно договориться со стражами порядка. Хочешь гулять, гуляй хоть всю ночь, но там, где разрешено, а где не разрешено изволь.
Впрочем, вряд ли для Вебера нарушение установленного порядка выльется в нарушение, это же Вебер…
Я закрыла глаза. Ну, хватит уже плакать. Впрочем, и слёз-то больше не осталось. За последнюю неделю своей жизни я, кажется, выплакала все оставшиеся сбережения. Может, они мне и не понадобятся больше?... Надежда умирает последней.
Я оттерла лицо и глубоко вздохнула, продолжая смотреть сквозь окно на тёмный переулок. Хорошо, что здесь не горели фонари. Я устала от света, тем более, от этого неприятно-рыжего, въедливого и раздражающего.
В комнате позади меня тоже во всю силу господствовали сумерки. Я находилась всё там же, в гостиной старой квартиры, где мы четыре часа назад разговаривали с Вебером, и где так печально закончилась история моего признания ему в любви. Так-то. Возомнила я себя принцессой.
Я отвела взгляд. Но кто же знал?... Это чувство, навсегда, именно так, навсегда, привязавшее меня к Саше, было совсем не таким, каким я даже могла себе представить. Мне казалось, что такое бывает только в книжках, в фильмах. Что в жизни всё по-другому. Мне всегда все так говорили. Да я и сама была в этом убеждена, когда была влюблена в Спольникова. Я фыркнула. Была ли? Даже до отвратительного смешно было считать, что у меня к Антону что-то было.
Теперь.
Теперь, когда я одним резким и пронзительным ударом в сердце, поняла, что такое любовь. В одном фильмы, книги, убеждения были правы – это было больно. Донельзя. Но прекрасно. И так же – донельзя.
В любом случае, это чувство останется со мной, и я знаю, что навсегда. В этом я не ошибусь, это точно. В этом – нет. Главное, сейчас другое. Я не хочу потерять добрые отношения с Вебером в последние часы нашего общения. Я была не права. С самого начала до самого конца. Какое право я имею от него чего-то требовать? Убеждать его в чём-то?